Навсегда с ним
Шрифт:
Кто бы ни была эта стоящая перед ним женщина, что бы ни пыталась ему доказать, он был уверен — она не переступала порога монастыря. Но все монахини признавали в ней Кристиану. И Турель тоже. А ведь они давно знали ее…
Черт возьми, не важно, кто она — Кристиана или нет, лгунья или нет, невинное дитя или нет, — он, Гастон, должен спасти ее. Он не бросит ее здесь, не оставит одну. Они уедут вместе! И главным в его решении будет не приказ короля и даже не угроза Туреля продать ее в рабство.
Он сделает это потому, что испытывает
Это чувство вызывало у него досаду и приводило в ярость, доказывая, как он слаб.
Нет, он не повторит ошибок своего брата, не позволит себе стать слабым из-за женщины.
— Завтра мы уедем, — неожиданно сказал он.
— Мы? — переспросила она, вскидывая на него глаза. — Но я не могу никуда ехать. Я должна остаться здесь. Мне нужно…
— Остаться рядом с Турелем? — закончил он за нее. — Нет, Кристиана, я не позволю вам остаться и продолжать плести коварные замыслы. Я увезу вас как можно дальше от вашего господина.
— Вы слишком рискуете, беря меня с собой! — взорвалась она, доведенная до бешенства его тупым упрямством. — Не боитесь, что я снова постараюсь затащить вас к себе в постель? Вам лучше уехать без меня. Разумнее оставить меня в замке.
Пожалуй, но Гастон знал, что не примет в расчет ни здравый смысл, ни железную логику, никакие резоны, раз речь идет о ее безопасности.
— Мы уедем завтра, как только подготовим припасы. — Он посмотрел на нее и усмехнулся: — И не думайте, что это облегчит вашу задачу. Вам больше не удастся увлечь меня своими баснями. И своими женскими прелестями.
Глава 16
Селина примостилась между кулем с ржаной мукой и бочонком с вином, хотя понимала, что ее замысел обречен на неудачу. Сюда, в кладовую под кухней, где хранились вина и съестные припасы, она забралась по какому-то сумасшедшему наитию. Гастон приказал ей подготовиться к отъезду и ждать во внутреннем дворе замка, когда колокола пробьют шесть утра. Это было примерно час назад. Она тогда подумала, что если спрячется, то, не имея времени искать ее, Гастон бросит это занятие и со своими людьми двинется в поход без нее.
С того самого момента как вчера Турель признал ее за Кристиану, муж не разговаривал с ней, только гневно смотрел на нее и грубо отдавал приказы. Даже монахини, которым дали время собраться перед дальней дорогой обратно в Арагон, старались не попадаться ему на пути. Поскольку он так зол на нее, может быть, он раздумает брать ее с собой?
Но, оказавшись здесь и прилагая все силы, чтобы не расчихаться, вдыхая воздух, пропитанный пылью и ароматом перца, она поняла, что ничего не получится.
Он непременно разыщет ее. Он ненавидит ее и поэтому ни за что не оставит вместе с Турелем, опасаясь новых козней. Сколько она ни пыталась вчера убедить Гастона в нелепости его решения, тот, ни на йоту не доверяя ей, остался непреклонен в желании увезти ее из замка.
Упрямый, тупой тиран! Неужели он не понимает, что останется в живых, если избавится от нее?
Селина плотнее завернулась в плащ, дрожа от холода, — помещение не отапливалось, и, кроме того, здесь было очень влажно. Необходимо во что бы то ни стало остаться в замке. Она должна быть поблизости от окна в комнате наверху и попробовать еще раз попасть домой во время следующего затмения, через три месяца.
Если только доживет…
В любом случае им опасно оставаться вместе из-за страсти, которая готова в любой момент опять вспыхнуть между ними и привести к ошибке, а это может стоить Гастону жизни.
Вдруг она почувствовала, что не может больше дышать.
О нет! Она попыталась сделать глубокий вдох, но зашлась в кашле от попавшей в легкие пыли. Нет, Господи, не надо! Ее сковал ужас. Селина вскочила на ноги, опрокинув куль с мукой, за которым пряталась. Закрыв глаза, попробовала успокоиться. Слишком поздно! Сердце бешено колотилось, по спине побежали мурашки.
Пытаясь найти опору, она в темноте ухватилась за стоявший рядом бочонок. Ей надо успокоить дыхание. А для этого нужно…
Уговорить себя. Ничего не помогало. Панический ужас проник во все поры ее существа. Она понимала, что это глупо, что для страха нет причин. Знала, что худшего момента для нервного срыва не найти. Но здравый смысл сейчас был бессилен.
Ее трясло как в лихорадке. Безумный, всеохватывающий страх держал ее в своих цепких лапах. Бежать! Ни о чем больше она не могла думать. Ей нужно бежать!
Спотыкаясь, она бросилась вперед, но в темноте не могла разобрать пути. Она специально забралась в самый дальний угол кладовой и теперь не помнила, где выход. Направо или налево? Она вертелась на одном месте в полной темноте. Направо? Тупик. Налево? Она задыхалась. Скорее выбраться отсюда! Но как же здесь темно! Страх и неуверенность сковали ее члены.
Вдруг она услышала шаги на лестнице. Звук тяжелых сапог. Она хотела закричать, но из сжатого спазмом горла не вырвалось даже слабого звука. Селина неподвижни застыла в центре помещения, желая лишь…
— Эй, где вы!
Он поможет!
Нет, она не хочет, чтобы он нашел ее. Однако как приятно слышать такой знакомый голос, пусть даже полный ярости!
Через секунду она увидела пламя факела, который держал Гастон, спускаясь в кладовую. Затем перед ее взглядом возникли его сапоги. И наконец, достигнув последней ступеньки, он предстал перед ней весь — одетый в черное. От злости его лицо потемнело.
— Что за фокусы, миледи?
Она издала слабый звук, похожий на карканье вороны, и вдруг, к ее вящему унижению, начала рыдать. Похоже, это единственное занятие, которое ей хорошо удавалось в его присутствии. Плакать, как маленькая беспомощная дурочка. Да еще самым постыдным образом: задыхаясь и давясь слезами.