Навстречу судьбе
Шрифт:
Однажды я шел к сестре в Анкудиновку по Федяковскому лугу. И невдалеке увидел черненькую собачку, которая стала ласкаться к женщине, спускающейся с горы. Я спросил: «И Вы не опасаетесь посторонних собак?». «А это моя собака, — ответила женщина. — Я с автобуса. Она меня тут каждый раз встречает!».
Собаки, как люди, при потере близкого человека беспокоятся, воют, тоскуют. При хорошем настроении радуются. Во сне вздрагивают. От страха седеют. Мне один мужчина из нашей деревни рассказывал. У них как-то пропала собака. Скорее всего, увез кто-то. И вот мы, говорил он, уже другую завели. Вдруг года через два-три зимой пропавший пес появился. Слышим, кто-то царапается в калитку. А вечером дело было. Открыл. Гляжу — собака. И смотрит на меня так вопросительно: узнаю ее или нет?
Лето 1985 г.
Рекс
Житель деревни Кузнечиха Александр Николаевич Ламонов рассказал мне такую историю.
— Это в войну было, — начал он. — У нас в лесу, у Замостья, где теперь построен кардиоцентр, с 1932 по 1952 год находилась салотопка. Туда со всех мест свозили дохлых свиней, коров, лошадей и прочих животных. Работал там дядя Василий, по фамилии Завражный. Я был дружен с его сыном Колькой.
Однажды на салотопку, — продолжал свой рассказ Александр Николаевич, старшина милиции (его часть находилась возле макаронной фабрики), — привез немецкую овчарку по кличке Рекс с обожженным боком. Собака шла по следу преступника, и в двери его комнаты столкнулась с женщиной, которая выносила в коридор таз с кипятком… Кожа Рекса с одного бока напрочь слезла.
Я упросил тогда дядю Васю, чтобы он отдал эту собаку мне, сказал, что у меня мама и людей, и животных лечит.
Год с лишним мать возилась с Рексом. Лечила отваром подорожника. И я за него переживал. Самый лучший кусок хлеба отдавал ему.
Бок в конце концов зарос. Только шерсть на этом месте выросла не серая, а черная. Рекс как бы в благодарность за подаренную жизнь служил нам верой и правдой. Зимой нагружу на санки два мешка картошки, и он до Средного базара везет — хоть бы что.
А один раз был такой случай. На улице разбушевался снежный буран. Свету вольного не видно было. Я что-то делал во дворе у старшего брата Константина. Вижу, Рекс мечется по двору, скулит. Спрашиваю: «Ты чего, Рекс?» Он как бы в ответ замолчал: слушай, мол. И мне почудилось сквозь вой бурана далекий-далекий крик о помощи. Тут Рекс опять заметался по двору. И тогда я понял: не зря собака рвется. Надеваю лыжи. Хватаю Рекса за поводок. Пускаю вперед. Примерно через километр Рекс остановился в овраге Добычино у снежного бугра и стал его скрести. Смотрю, какая-то тряпка. Как потом оказалось, большой платок. Им была покрыта женщина из соседней деревни Ново-Покровское. Тетка Авдотья Пальгуева (Рябова) шла из церкви, и буран застиг ее в пути. Она сбилась с дороги. Выбившись из сил, села на корточки и укрылась шалью… Если бы не Рекс, могла и замерзнуть.
Что потом стало с Рексом? Александр Николаевич так закончил свой рассказ.
— Тогда еще не существовало улицы Бекетова, там расстилалось огромное поле. И здания партшколы не было. На его месте стояли лабазы. И там в 1942–1945 годах торговали сеном и отрубями. Я туда наладился ездить на Рексе за сеном для коровы. Нагружу на сани четыре тюка, и он везет. И тут как-то останавливает меня тот самый старшина, который привозил Рекса на салотопку. И обрадованно спросил, глядя на собаку: «Паренек, неужели это Рекс? Он же обучен ловить преступников, а ты на нем сено возишь. Отдай нам его! Мы тебя хорошо отблагодарим!» Я ответил: «Ни за какие деньги не отдам». Тогда старшина подошел к собаке и громко произнес: «Рекс, ты меня помнишь?» Собака сначала радостно завиляла хвостом, но потом, видно, что-то сообразив своим собачьим умом, виновато проскулила: дескать, я теперь служу другому хозяину. Извини!
Не успел я привезти домой сено, как к нашей избе подъехали старшина с полковником. Привезли 20 мешков овса и 11 тюков сена. Мать, конечно, была несказанно рада, что столько корму на ее двор привалило, а я расстроился. Но что делать? Война. Собака там нужнее. Проводил я Рекса до конца деревни.
Синица —
Несколько лет тому назад ранней весной я простудился на сквозняке и заболел. Как ни остерегался, от меня загрипповала жена. Сам-то я быстро вылечился, а она пролежала больше недели. Пришлось вызывать врача на дом. Он ей назначил дорогие лекарства и разные травы. Много было хлопот, но, слава Богу, тогда обошлось без всяких осложнений.
В начале лета того же года мы (сначала я, а потом жена) взяли отпуск. Но отдыхать никуда не поехали. Начали на огороде работать. Но не прошло и половины отпуска, как моя жена снова заболела: она полола грядки, а в это время моросил холодный дождь. Оттого и простудилась. Дышать стала с хрипотой. Появился сильный кашель. На ночь я ей ставил горчичники. Но ничего не помогало. Вызвали врача. Болезнь принимала серьезный оборот. Я опять забегал, забеспокоился. Мне казалось, что этому не будет конца-края. Отпуск мой закончился. Пришла пора выходить на работу, а жену не с кем оставить. Я тогда всю ночь не спал. Переживал. Утром, приготовив разные лекарства и заварив мать-и-мачеху, подорожник, поставил все на стул возле кровати и пошел расстроенный работать, моля Бога о ее выздоровлении. Из глаз моих невольно текли слезы. Всегда за жену переживаю больше, чем за себя. А тут я был в отчаянии.
Иду березовыми посадками, и вдруг мое глубокое раздумье прервала птичка-синичка. Она будто меня специально ждала. Слетела с березы, начала порхать надо мной и что-то настойчиво щебетать. Мне передалось такое чувство-мысль: она меня на своем птичьем языке старается успокоить, дескать, не расстраивайся, потерпи еще малость, все будет хорошо. С моей души сразу как тяжелый камень свалился. Стало легко-легко. И я про себя вымолвил: «Господи, пусть будет так, как я это понял!».
Рабочий день мой прошел безо всяких переживаний и незаметно быстро. Прихожу с работы, жена лежит на кровати и улыбается. «Мне стало полегче, — проговорила она. — Еще бы поставить горчичники, но они кончились». «А что, если я тебя натру спиртом?». Так и сделал. С нее всю ночь лил пот. Не успевала менять белье. На другой день она поправилась. Как будто и не болела.
Когда я рассказываю своим друзьям-поэтам, какие со мной иногда происходят чудеса, они мне верят. И говорят, что это от Бога.
Мир не без добрых людей
На площади Советской на Нижегородской городской телефонной станции моя жена стояла в очереди в кассу, чтобы уплатить за установку телефона за свою мать. Впереди ее пожилой мужчина подал в окошко кассирше квитанцию вместе с деньгами об уплате за телефонный переговор. Кассирша удивленно спросила его: «Мужчина, Вы за что платите?». «За переговоры», — ответил он. «А сколько?» — переспросила кассирша. «А там в квитанции написано. Мы с бабушкой насчитали, вот я и принес!». Кассирша ответила ему: «В Вашей квитанции указано — 36 руб. 00 коп. А Вы мне подаете 3600 рублей. Вот держите сдачу — 3564 рубля. И положите ее подальше», — посоветовала старику кассирша.
Эта женщина (кассир) вела себя так обыденно (не показушно), что не привлекла внимания других. Сразу было видно, что она очень порядочная.
5.04.2002 г.
Знахарка
В деревне Кузнечиха лет двадцать пять тому назад жила очень набожная женщина — Надежда Ивановна Ламонова. Попросту, тетя Надежда. Родом она была из деревни Никульское. Родители ее с семилетнего возраста приучили поститься и молиться. В Кузнечихе она стала жить после замужества. Работала в колхозе. Ходила в Высоковскую церковь. Дожила до девяноста лет. Владела тайной лечения больных людей. По словам ее сына Александра Николаевича, к ней приходили и знакомые, и чужие — до двадцати человек в день. Под старость она стала уставать, говорила людям, чтобы по религиозным праздникам не приходили, потому что не успевает молиться за своих родных, умерших и живых. Но они без конца приходили, прося у нее помощи. И она не отказывала им. Лечила.