Навуходоносор
Шрифт:
ЛАЙЛА. Он не защищает меня. Он просто не хочет впутывать полицию.
ГОТТ. Но как вы пришли к такому странному выводу, что я был врачом в Освенциме?
ЛАЙЛА. Моя мать рассказала мне об этом.
ГОТТ. Она могла описывать человека, который делал с ней что-то ужасное, но не могла ничего сказать обо мне, потому что я был заключенным, а не врачом.
ЛАЙЛА. Побывала в Германии. Говорила с сотнями людей. Проверяла иммиграционные списки. На это ушло пять лет моей жизни, но теперь я вас нашла.
ГОТТ. Вы
ЛАЙЛА. Мы оба знаем, что это ложь.
ГОТТ. Если ваша мать – мой обвинитель, почему ее здесь нет?
ЛАЙЛА. Моя мать умерла пять лет тому назад. Я обещала ей, что найду вас, и нашла.
ГОТТ. Если вашей матери так этого хотелось, почему она не сделала это сама?
ЛАЙЛА. Она хотела просто об этом забыть.
ГОТТ. То есть не хотела, чтобы вы пошли по следу?
ЛАЙЛА. Да. Она считала, что я должна строить свою счастливую жизнь. Но она ошибалась.
ГОТТ. Она была права.
ЕВА. Почему ты вообще говоришь с этой женщиной?
ГОТТ. Она тревожно-мнительная личность. Мы должны отнестись к ней по-доброму. Возможно, она захочет показать мне фотографию своей матери, чтобы освежить мою память.
ЛАЙЛА (сует руку в сумку). Одна у меня в сумке.
ЕВА. У нее там пистолет.
ГОТТ. Не волнуйся.
ЛАЙЛА (достает фотографию и протягивает ГОТТУ). Вот моя мама.
ГОТТ (смотрит на фотографию). Какая красавица. И еще совсем девочка.
ЛАЙЛА. Фотографию сделали до Освенцима. На ней моей маме шестнадцать.
ГОТТ. Она очень похожа на вас.
ЛАЙЛА. Она говорила, что для своих экспериментов вы отбирали самых красивых. Получали удовольствие, наблюдая за страданиями красоты.
ГОТТ. Никогда в жизни я не получал удовольствие, наблюдая за страданием. Получать удовольствие от страданий любого живого существа – самый тяжкий из грехов.
ЛАЙЛА. Вы – религиозный человек, так?
ГОТТ. Я стараюсь быть добропорядочным христианином.
ЛАЙЛА. Что ж, это логично. Христиане убивали мой народ две тысячи лет.
ГОТТ. Я никого не убивал.
ЕВА. Послушайте, вы точно ошиблись адресом. Мой дедушка не выносит чьих-то страданий. Он не охотится. Не ест мясо. И самый добрый человек из всех, кого я знаю.
ЛАЙЛА. Вам известно, что этот добрый человек делал с моей матерью в Освенциме?
ГОТТ. Вы ничего не знаете об Освенциме.
ЛАЙЛА. Я знаю все о вас и о том, что вы там делали. Мне рассказала моя мать.
ГОТТ. Она не могла рассказать вам, как это было. Есть такое, чего словами не передать. Язык – изумительное изобретение, но зачастую он бессилен. Самые глубинные истины этого мира словами не выразить. Они слишком реальны, чтобы о них говорить. Рано или поздно все слова становятся ложью. Правда – в молчании.
ЛАЙЛА. Поэтому вы продаете книги? Книги – слова, слова – ложь, вот вы и продаете ложь.
ГОТТ. Ценность книг – не в словах. Книги – не слова. Книги – молчание между слов. Я продаю переплет, и страницы, и краску, а краска – это слова, но слова – лишь дорожная карта. Они – не география. Вы произносите только слова и принимаете меня за кого-то еще.
ЛАЙЛА. Только тот, кто боится правды, говорит, что ее нельзя высказать. Вы не хотите озвученной правды, поскольку слова откроют, что вы – мясник.
ГОТТ. Послушайте меня, дитя. Я не отрицаю, что человек, о котором рассказала вам ваша мать, существовал в Освенциме. Я просто объясняю, что тот человек – не я.
ЛАЙЛА. Я видела ваш старый паспорт. Ваша настоящая фамилия – Нахт, и вы работали с Менгеле в Освенциме.
ГОТТ. Не произносите имя этого монстра в моем присутствии.
ЛАЙЛА. Но имя – всего лишь слово, доктор. Почему от него вам так не по себе?
ГОТТ. Вы – очень глупая девушка и ничего об этом не знаете. Как вы посмели придти сюда, где я работаю и живу, с такими лживыми обвинениями? После того, что я выстрадал. После того, что я видел. Показать вас номер на моей руке?
ЛАЙЛА. Я все знаю о номере на вашей руке. Вам поставили его перед отъездом из Европы.
ГОТТ. Это нелепо. Я больше не желаю говорить с вами. Уходите. Магазин закрывается.
ЛАЙЛА. Если вы выбросите меня на улицу, я приду завтра утром, встану перед магазином и буду говорить всем прохожим, что вы – нацистский доктор из Освенцима.
ГОТТ. Вас арестуют за публичное оскорбление.
ЛАЙЛА. Отлично. Тогда все попадет в газеты и на телевидение.
ГОТТ. Чего вы от меня хотите? Зачем вы это делаете?
ЛАЙЛА. Выполняю обещание, которое дала матери.
ГОТТ. Ваша мать хотела, чтобы вы все забыли, и именно так вам следует поступить. Относительно меня у вас просто навязчивая идея. Не стоит тратить на нее лучшие годы. Незачем. Жизнь слишком дорога, чтобы тратить ее на ложь.
ЛАЙЛА. Это правда, о чем вы знаете лучше других.
ГОТТ. Как мне доказать, что вы ошибаетесь?
ЕВА. Ты ей ничего не докажешь. Она безумна. И опасна.
ГОТТ. Она не опасна. Просто несчастна и имеет на это право. Я знаю, что она чувствует, и понимаю ее. Только не знаю, как ей помочь.
ЕВА. Почему ты хочешь ей помочь? Она наговорила про тебя столько гадостей.
ГОТТ. Я – христианин, и эта женщина страдает. Мы должны сопереживать таким людям, пусть в своем несчастье они иногда пытаются причинить нам вред.
ЕВА. Возможно, эта женщина сбежала из психиатрической больницы.
ЛАЙЛА. Я не сбежала. Меня выписали.
ЕВА. Видишь? Она БЕЗУМНА!
ЛАЙЛА. Я не безумна, и мое психическое здоровье к делу не относится.
ГОТТ. Я думаю, в какой-то степени все-таки относится.