Найденыш
Шрифт:
— Вот те раз, — удивился старик, — А Зимородок говорил — Баюн.
— Ошибся он. Кто их, Баюнов, различит.
Высокородный провел меня в обход конюшни, но не ко дворцу. Там, за конюшней росла старая — престарая груша, толстая и корявая, как коралловая ветка. Под грушей, в рябой тени веток, в траве стояли два кресла.
— Вот тут и посидим, — сказал старик с видимым облегчением опускаясь в кресло и утирая вспотевший лоб.
Под грушей было очень тихо: сюда не долетали ни крики конюхов, ни ржание лошадей. Лишь одинокий шмель лениво гудел, кружась над розовой шишкой цветка клевера. Я сел в другое
— Удивительное дело, — произнес высокородный Ставр, — я-то надеялся уговорить Ладного, чтобы он допустил тебя к себе. А он сам тебя позвал. Огневики… И зверьми их назвать язык не повернется…
Я убедился, что высокородный и впрямь ничегошеньки не знает: видно, Зимородок успокоил старика, сказав, что меня излечили, а больше ни гу-гу.
— Даль, мальчик мой, — сказал старик. — Я хотел поговорить с тобой о Зимородке. Он отдал Баюнам это Изделие без ведома круга, спасая тебя. Добром это для него не кончится.
— А чего ему будет? — спросил я.
— Изгнать могут из Круга, — помолчав ответил Высокородный Ставр, — Я Зимородка давно знаю, мы — дальняя родня: его бабка когда-то вышла замуж за моего деда. Мальчиком он гостил у меня в доме.
Ого! Оказывается Зимородок-то из высокородных.
— Они позовут тебя, — продолжал старик. — Помни, он спас тебя.
А старик-то просит мня похлопотать пред Кругом за Зимородка. Хоть и не он спас меня, а Баюница, но другого мага, ежели что, мне не потребно — а как он мне наставником будет, если его из круга прогнали. И за что спрашивается? За то, что он отдал Баюнам вещь, которая их по праву: Баюны вместе с исполинами жили допрежь людей. И вдруг я вспомнил, что сказал Зимородок в подвале Светлогору, когда тот заступил дорогу к сокровищнице: я, мол, со светлыми магами, потому что они меньше похожи на клопов, чем темные. Что тогда Зимородку Светлый Круг? Нужен ли он ему?
— Высокородный, а если Зимородок сам не захочет в Кругу оставаться? — спросил я. — Он, вроде как Круг не очень жалует.
Старик вздохнул и кивнул:
— Значит, и тебе это известно. Может статься и такое. Учителем у него был Дремля, маг искуснейший, и тоже в свое время покинул Круг и ушел отшельничать. Бунтарь был. Вот и Зимородок такой же: многое он от учителя перенял, и не только искусство магическое. Но ты мне все равно пообещай, что замолвишь за него словечко.
Я пожал плечами:
— Куда же я без Зимородка? Он мне наставником будет.
Старик замер в кресле и забарабанил по подлокотнику узловатыми пальцами в старческих жилках.
— Наставником? — переспросил он.
— Ну да… — сказал я. — Ты ж, высокородный, и не ведаешь, что происходит.
— Ну-ка, ну-ка… — медленно произнес он. — Расскажешь? Или…
Я ухмыльнулся:
— Отчего же не рассказать, Расскажу.
Высокородный Ставр слушал меня приоткрыв рот. Я ничего не утаил, даже то, что хотел на себя руки наложить рассказал — потребность у меня была большая душу излить, я и не выдержал. Да и старик ведь как ко мне отнесся — сыном предложил стать, наследником. Не перед Малкутом же распинаться: конюх, он хоть и ничего малый, но не поймет, ляпнет что-нибудь, отчего захочется ему по зубам врезать.
— Да, навалилось на тебя, мальчик, — произнес высокородный Ставр, когда я умолк.
— Есть такое, — согласился я. — Я из сынов Моря прямо к Баюнам в лапы угодил. Впору спятить.
— Не надо спячивать, совсем не надо, — обеспокоился старик. — Раз уж выпал такой жребий, то, значит, богами предопределено.
И вспомнилось мне, как я кости гадальные из мешка на острове тащил. И улыбнулся, вспомнив. Кривая, видать, получилась у меня улыбка, и высокородный Ставр встревожился:
— Что с тобой?
— Так… Вспомнил кой-чего, — ответил я. — Баюница поначалу обозналась, приняв Зимородка за моего наставника, а так получается, что мне кроме как в маги иной дороги нет. Пусть Зимородок и будет. Кто, как не он? Мы, считай, пуд соли вместе съели. Другого мне не надобно.
Старик понял, что я не хочу говорить и не стал меня расспрашивать.
— А я уж снова хотел предложить тебе остаться у меня, — сказал он. — Прости, но я знал о твоем прежнем нежелании быть магом. Получается, что мы прощаемся.
— Отчего же прощаемся, — удивился я. — Я, чай, не сегодня отбываю. Мне Зимородок про то пока ничего не сказывал.
Старик улыбнулся в бороду.
— Значит, вот кто передо мной сидит — маг, который будет владеть и людской магией и магией исполинов. Даль, а не Скрижали исполинов, часом, отдал ты Баюнице?
— Какие Скрижали? — опять удивился я. — Я о них и не слыхивал.
— Скрижали — это такая вещь, а может быть, и книга, в коей исполины оставили все знания о собственной магии, — объяснил старик. — Ты еще о них наслушаешься.
— Может и скрижали, — сказал я, — может и нет. Изделие…
7
Светлогор привел меня к здоровенной двери, верхний косяк которой терялся где-то под потолком. Я эту дверь и раньше видел, но за нее не заходил. Створки раскрылись сами, и я шагнул через порог. Светлогор тоже вошел вместе со мной, но он остался за спиной. А передо мной восседал Светлый Круг. Я был удивлен несказанно: я их видел, но в громадном зале, сплошь занавешенном гобеленами (это ж сколько народу должно потеть, чтобы такой выткать?) — а на каждом гобелене чего только не выткано: тут и боги, и Баюны, и Рокх-Птицы — в глазах рябит да и только, — в зале не было никого, кроме меня, Светлогора и высокородного Ставра, сидевшего отдельно от Круга в богатом кресле на возвышении. Старик обрядился в самую, что ни есть, праздничную одежду.
Я не мог поверить глазам и чутью своему. Чутье твердило: кроме троих пусто, — а они, светлые маги, сидели, как ни в чем не бывало, и разглядывали меня, словно диковину какую. И тут меня прошибло — магов в зале нет, но есть их видимость: они свой дух сюда прислали или чего-то вроде. Лишь только я это сообразил, так сразу успокоился. И разозлился. Куда они подевали Зимородка? Он, как ночью ушел из моей комнаты, так словно сквозь землю провалился. Я его и искал, и в уме звал. Но Зимородок не отвечал. Я вдрызг разругался со Светлогором, выспрашивая про Зимородка, потому что Светлогор невразумительно долдонил одно и тоже: «Не твоего ума дело… Не твоего ума дело…». Я тогда озверел и решил поднапрячься — надеялся, что с натуги, как обычно бывало, какая еще способность прорежется… И ни хрена!