Найди меня, мой принц
Шрифт:
— Доброго дня, миразу Рифат, — не поднимая голову, произношу вежливо, буквально кожей чувствуя его внимание, несмотря на закрытую одежду.
Чтобы не смотреть в пол, цепляюсь взглядом за крошечную фигурку племянницы Мирэн. Она в этих босварийских девчачьих нарядах выглядит хрупкой тихой куколкой, царапая что-то внутри меня. Такая маленькая. И уже пешка в играх взрослых. Жалко до слёз. Повинуясь внезапному, но непреодолимому порыву, шагаю к девочке, застывшей рядом с отцом.
— Здравствуй, Лалерин.
Она неожиданно вздрагивает и поднимает на меня глаза цвета горького
— Не знаю, помнишь ли ты меня, Лале. Я сестра твоей матери… Мирэн.
— Я тебя помню. Здравствуй, тётя Мирэн, — едва слышно произносит крошка, потом смотрит на свою бабушку и заученно здоровается: — Здравствуйте, принцесса Тамира, — и снова опускает взгляд. М-да.
— Здравствуй, Лалерин, — немного смягчается мегера, и дав знак служанкам, застывшим позади неё, сообщает девочке: — Тебя сейчас отведут в твои новые покои. А потом мы с твоей тётей Мирэн к тебе зайдём. Побудешь это время с нянями?
Малышка послушно кивает и позволяет себя увести, даже не взглянув на отца. Тамира же обращается к своему зятю.
— Миразу Рифат, вы писали, что желаете поговорить. Прошу, за мной.
Получив его утвердительный кивок и подхватив меня под руку, она устремляется куда-то прочь из зала. А позади слышатся мужские шаги. И почему у меня создаётся впечатление, что меня ведут на заклание?
Вскоре мы оказываемся в большой комнате, похожей на гостиную. Низкие диванчики, пушистые ковры, столики с креслами, вазы с цветами, изящные ажурные светильники. Всё красиво, но без души как-то. Тамира, отпустив мой локоть, разворачивается к мужчине, который зашёл следом и остановился у двери, собираясь что-то сказать. Но не успевает.
— Я хочу поговорить с своей будущей женой наедине, — он говорит тихо, и этот голос напоминает острую сталь спрятанного под бархатом клинка.
— Миразу Рифат, я понимаю ваше желание познакомиться с Мирэнхаш ближе и с разрешения мужа иду вам навстречу, нарушая устаревшие условности… — пытается возражать хозяйка дома.
— Через две недели ваша дочь войдёт в мой дом, как жена. Я чту её честь, скромность и невинность, но говорить с ней хочу без свидетелей, — мужчина по-прежнему не повышает голос, но от ноток ледяной угрозы в нём становится зябко. И жутко как-то.
Мать Мирэн гордо вскидывает подбородок, но в глазах я замечаю искорку страха.
— Хорошо. У вас есть полчаса, — цедит она сквозь зубы и реально уходит. Оставляя меня сам на сам с этим жутковатым мужиком, который вполне может посчитать, что раз девушка уже почти жена, то и ждать ничего не надо.
Пользуясь тем, что стою к нему в пол-оборота, пытаюсь прикинуть, что можно использовать в качестве оружия, если придётся отбиваться.
— Ты всё ещё боишься меня, — произносит он, подходя ближе, застывая рядом, но хотя бы не касаясь.
— Да, — выдыхаю, не видя причин лгать. Откуда-то знаю, что мой страх он чувствует. Как чует страх своей жертвы хищник.
— Но тебя уже не трясёт от одного моего присутствия, — констатирует Рифат. Он возвышается надо мной и давит своей тёмной удушливой энергетикой. Паника Мирэн становится всё более понятной.
— Мама объяснила мне, насколько я ошибалась в своих выводах относительно вас, — пытаюсь я дать объяснение тому, что не настолько трепещу, как моя предшественница.
— Меня радует, что ты решила смириться. Я не хочу… тебя обижать, — в его голосе слышится удовлетворение, но и едва заметную паузу я замечаю, отчего мысли скачут испуганными зайцами.
— А чего же вы хотите? — дрожь даже не приходится изображать.
— Тебя, крошка Мирэн. Я хочу тебя. Твоей покорности. Твоего смирения передо мной. Хочу взять твою невинность, научить тебя дарить мне удовольствие и получать наслаждение от того, что я буду с тобой делать. Хочу, чтобы ты стала моей послушной девочкой. Не заставляй меня принуждать тебя, смирись и станешь моей драгоценной принцессой.
— Драгоценной принцессой взаперти? — закрывая глаза, интересуюсь я. Пытаясь не думать о том одержимом голоде, что звучит в его словах.
— Это от тебя зависит. Если покажешь мне, что принимаешь меня как своего будущего мужа и господина, я попрошу твоего отца отменить свой приказ держать тебя взаперти, — вкрадчиво сообщает мне мужчина.
О-о-о, вот это было бы здорово. Если бы не одно «но». Мало ли что он захочет взамен.
— И как я должна это показать? — осторожно интересуюсь я.
— Сними хариджи. Я хочу снова видеть, что будет мне принадлежать.
И всего-то? В чём подвох? Хотя, если для Мирэн открыть лицо мужчине, означает признать его право видеть её, быть мужем, то это может считаться веским доказательством её смирения. Пф. Ладно. Снимем. Мне ж то фиолетово видел он моё лицо, или нет. А вот послабление контроля будет нелишним. Тут главное изобразить внутреннюю борьбу. Надо представить себе, будто я перед ним не платок с головы снимаю, а, как минимум, трусы.
Крепко зажмурившись, я неуверенно киваю, изображая своё, трижды ха-ха, смирение. Поднимаю дрожащие руки к виску и принимаюсь бороться с маленькой незаметной застёжкой, которая держит ткань на лице. От мужчины слышится сдавленный выдох и волна пугающего напряжения. Что ж ты озабоченный такой? Позволяю себе вздрогнуть и замереть. Я же невинная затюканная Мирэн сейчас, мне пугаться положено.
— Не останавливайся, девочка, — хрипло велит он. — Я тебя не трону сейчас.
Ну ла-а-адно, уговорил. Я, конечно, боюсь-боюсь. Но чего не сделаешь для пользы дела? Ещё одно движение и вышитая серебром ткань падает с лица. Чувствую его движение, Рифат делает шаг и становится прямо напротив меня.
— Посмотри на меня, Мирэн.
Я смиренная. Я смиренная. Смиренная, прям ужас. Медленно поднимаю глаза и ловлю его взгляд. Смотри на меня. Нравлюсь? Хочешь? Смотри.
— Ты стала ещё прекрасней, — почти выдыхает он. И смотрит. Глаза в глаза. — Сними хариджи с волос. Я хочу их увидеть.
Ага. Этого сбить с толку значительно сложнее, чем целительницу. Тут надо очень тонко и осторожно. Как по осеннему льду.
— Не пугайте меня, миразу. И я не буду вам противиться. Вы ведь хотите моей покорности.