Найди меня
Шрифт:
Даже привычного глазу родного мусора не было.
Так не бывает. В нашем мире, так не бывает. Где люди - там и мусор.
Люди тут есть, своими глазами видела.
Это что же...???
Дальше она просто запретила себе думать.
А ноги как раз остановились напротив входа в один из домов, стоявших у центральной площади. Стараясь ступать очень тихо, вошла.
Глаза хоть и привыкли к темноте, передвигаясь внутри, она наткнулась на что-то, валявшееся на полу. Зашибла пальцы на ноге. Следующий шаг кряхтя и морщась делала уже крайне осторожно.
И
Соня шарахнулась наружу, зацепилась ногой за что-то мягкое и рухнула. Раздался грохот, видимо она сбила табурет или еще какой предмет местной мебели. Забарахталась, начиная понимать, скорее всего под ноги ей попал труп.
Тут есть кто-то живой, и этому кому-то нужна помощь.
– Кто здесь?
– негромко спросила Соня, настороженно прислушиваясь, чтоб если что, рвануть наружу.
Голос что-то произнес, она не разобрала, что. Одно понятно, голос женский. Похоже, старуха. Немного приободрившись, Соня стала спрашивать:
– Где вы? Вам плохо? Отзовитесь, - потом добавила зачем-то, - Вы говорите по английски?
В ответ опять жалобное бормотание и стоны, а потом шорох. И чиркнуло огниво, раз, другой. Посыпались искры, зажигая трут. Крохотный огонек чуть-чуть осветил помещение, выхватывая из темноты сморщенное лицо старухи.
Соня сглотнула, застыв от неожиданности.
Старуха зажгла от огонька огарок свечи, в комнате стало светлее, и наконец стало видно, обо что же она споткнулась. Тело молодой женщины. Остекленевшие глаза смотрят в потолок. Поневоле содрогнувшись, Соня постаралась отойти подальше. А старуха, глядевшая на нее из своего угла вдруг позвала, делая характерный жест.
Понятно, что ее просят подойти, однако подходить совершенно не хотелось. Но старуха вновь жалобно позвала, повторив жест. И видимо, она была очень слаба, потому что рука бессильно опустилась.
Отказать пожилому человеку в помощи из-за собственной трусости? Ну уж нет.
– Была не была, - подумала Соня и подошла к старухе.
Опустившись на колени, протянула руку, коснуться ее:
– Что с вами? Вы ранены? Где у вас болит?
Та покачала головой, словно поняла о чем речь, и снова заговорила, указывая согнутым заскрузлым пальцем куда-то в сторону.
– Я не понимаю вас, - пробормотала Соня.
– Давайте я помогу...
Она действительно не могла уразуметь, что старуха от нее хочет, просто собиралась помочь той добраться до кровати, видневшейся в углу. Но старуха отчаянно замотала головой, а потом вдруг резко вцепилась в нее обеими руками, подтянула к себе и прильнула губами к губам.
– Ундина... Не уходи, прощу тебя... Прошу...
– Что?
– обалдела Соня оттого что теперь ее понимает.
– Что...???
– Прости, Ундина. Прости, если оскорбила тебя, но так ты меня услышишь...
Соня уже немного отошла от шока.
– Да ладно, - проговорила она, вытирая губы.
– Просто это было как-то неожиданно. И вообще... А почему вы меня так назвали? И почему я теперь
Бабка секунду смотрела на нее лихорадочно блестевшими глазами, потом выдала:
– Ты дитя воды, пришла из моря. Ты Ундина. А чтобы понимать язык, надо было обменяться кровью.
Ну как бы да... из моря пришла, это точно.
Соня оглядела себя, вид конечно потрепанный, но даже в потерявшем всякую форму льняном брючном костюме когда-то бледно-фисташкового цвета она не была похожа на русалку. Разве русалкам хвосты не полагаются? Спохватилась, может, у нее водоросли в волосах?
А старуха зашептала снова:
– Прости старую Улейн, прости старую ведьму... Ты предсказана. Я не могла уйти, не увидев тебя. Прошу...
– она взяла паузу, потом прослезилась.
– Помоги, Ундина!
– Да, конечно, я помогу вам, - начала было Соня.
Но та покачала головой:
– Не мне, Ундина, я умираю. Моему внуку, - слабо махнув рукой на тело женщины, лежавшее на полу, сказала, - Дитя моей дочери. Она мертва, мне тоже немного осталось. Ребенок погибнет. Ундина, обещай, что не оставишь его, не дашь умереть...
Старуха вновь вцепилась в Соню скрюченными пальцами, голос ее усилился. Глаза ловили взгляд, молили.
– Ну что вы, успокойтесь. Конечно, я позабочусь о ребенке. Обещаю.
Соня плохо себе представляла, как будет заботиться, но никогда бы не смогла бросить ребека умирать. Бабка блаженно прикрыла глаза, прошептала, указывая пальцем на пол сбоку от себя:
– Нол, мой мальчик... он там...
Там, это в подполье? Соня тут же бросилась искать крышку люка, понимая, что не зря ей тогда шорох снизу померещился. Взяла огарок, посветить. Действительно, в подполье сидел чумазый полуголый карапуз лет примерно трех и таращился на нее испуганными глазенками.
– Нол, малыш, выходи, - позвала, поманив его рукой.
Малыш испуганно смотрел несколько секунд, потом у него затряслись губки и прозрачными слезками наполнились огромные глаза.
– Нол, - не выдержала Соня.
– Иди ко мне, малыш, не надо плакать. Вылезай.
Малыш неожиданно быстро вылез, вскарабкался Соне на колени и, приникнув к ней всем своим вздрагивающим тельцем, заплакал.
– Ну, ну... Ну не плачь, малыш, чш-ш-ш. Тихо, хороший... тихо...
Прижимая к себе мальчишку, Соня повернулась сказать женщине, что все будет хорошо. Но остановивший взгляд той уже лишился жизни. Старуха была мертва.
Соня застыла, оглядываясь вокруг, а потом сама чуть не разрыдалась от бессилия.
Но теплое детское тельце, доверчиво прильнувшее к ней, заставило собраться. Теперь у нее есть ребенок, сын. Теперь надо быть сильной вдвойне, ради себя и ради малыша.
Подумать об одежде и пище, об отдыхе.
В углу стояла кровать. И пусть в комнате, тут же рядом, лежат мертвые мать и бабка этого мальчика. Мертвые не мешают спать.
– Нол, - проговорила Соня наконец.
– Давай-ка пойдем в постель. А завтра придумаем, как выбраться отсюда.