Найди меня
Шрифт:
Я посмотрел на нее.
– Уже давно не нужно.
– Просто хотела уточнить.
– Пойдем ко мне в отель.
Она закончила разговор меньше чем за тридцать секунд.
– Торопливо и небрежно, – заметил я.
– Он и сексом так занимается. Сказал, что не удивлен. И с чего бы ему удивляться. Вот и все. Я ему сказала: «Это не обсуждается».
Мне очень понравилось выражение «Это не обсуждается». Однажды она и мне так скажет. Как только мы вошли в номер, я заметил на полке для багажа возле узкого стола свою сумку. В номере был всего один стул. Я помнил, как собирал сумку очень рано
– По площади он буквально в семь раз больше номера. И вид на Рим отсюда потрясающий. – С этими словами я открыл ставни и вышел на балкон. Миранда последовала за мной. На улице было зябко, но вид открывался изумительный, как у ее отца. Отсюда отчетливо виднелись все подсвеченные купола римских церквей.
Однако номер был по-прежнему меньше, чем в моих воспоминаниях, и места едва хватало, чтобы обойти большую кровать. Даже света здесь недоставало. И все же меня это мало заботило. Мне все нравилось как есть. Я искоса поглядел на Миранду; ее тоже вроде бы ничего не заботило.
Я хотел обнять ее, а потом мне в голову пришла необычная идея. Я пока не стану раздеваться. И не стану срывать с нее одежду, как это показывают в фильмах.
– Я хочу увидеть тебя обнаженной, только увидеть. Сними майку, рубашку, джинсы, белье, ботинки.
– Даже ботинки и носки? – усмехнулась она. Но, выслушав меня, не стала возражать, а сразу же принялась раздеваться догола и вот уже стояла босиком на истертом ковре, которому было не меньше двадцати лет. – Тебе нравится? – спросила она.
Наш номер выходил во двор, вид на который открывался также из всех других номеров отеля, поэтому я беспокоился, что другие постояльцы могут нас увидеть. Но потом подумал: «Ну и пусть». Ей тоже было плевать. И, положив обе руки на затылок, она приняла позу, в которой особенно выгодно смотрелись ее груди. Они были небольшими, но упругими.
– Теперь твоя очередь.
Я замешкался.
– Я не хочу стыда, не хочу секретов. Сегодня все нараспашку. Душ не принимаем, зубы не чистим и не ополаскиваем, дезодорантом не пользуемся, ничего. Я рассказала тебе свою главную тайну, а ты рассказал мне свою. Когда мы закончим, между нами ничего не должно вклиниваться, и между нами и миром тоже, потому что я хочу, чтобы мир знал нас такими, какие мы вместе. Иначе в происходящем нет никакого смысла и мне следует прямо сейчас вернуться к папочке.
– Не возвращайся к папочке.
– Не вернусь, – сказала она, и мы оба сначала улыбнулись, а потом расхохотались. Я протянул ей левую руку, и она стала помогать мне снимать запонки. Я не просил ее этого делать, но она догадалась. У меня возникло чувство, что так же она помогала другим мужчинам. Ну и ладно.
Я разделся догола, подошел к ней и впервые ощутил ее кожу и все ее тело своим.
Вот чего я всегда хотел. Этого и тебя.
Потом, увидев, что я замялся, она взяла мою правую руку и положила себе между ног со словами:
– Она твоя, я же сказала: я не хочу, чтобы между нами были тайны, мне не нужны полумеры. Я не даю никаких обещаний, но с тобой пойду до конца. Скажи мне, что сделаешь то же, скажи сейчас и не убирай руки. Если ты не готов идти до конца…
– …ты вернешься к папочке. Знаю, знаю.
Разговор меня возбудил.
– Ты только посмотри на маяк! – сказала она.
Мне понравилось, как она его назвала.
Я убрал сумку и сам сел на полку для багажа, а Миранда тут же подошла, опустилась мне на колени и медленно позволила войти в нее, словно переспелый инжир, который полностью раскрывается, но не рвется.
– Так лучше? – спросила она, пока мы крепко-крепко сжимали друг друга в объятиях. – Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать, все что угодно. Только не двигайся. – С этими словами она сжала меня, и в ответ я еще ближе притянул ее к себе. Она поддразнивала меня и, держа мою голову и глядя пристально, как в кофейне, наконец произнесла: – К твоему сведению, я никогда в своей жизни не была ни к кому так близка. А ты?
– Никогда.
– Врешь, – сказала она и снова меня сжала.
– Еще раз так сделаешь, – сказал я, – и я больше не смогу сосредоточиться на твоих словах.
– Как – так?
– Я тебя предупредил.
– Она просто здоровается.
Но мы были не в состоянии сдерживаться и принялись заниматься любовью всерьез, а потом переместились на кровать, где было удобнее.
– Это все, что у меня есть, это все, что я есть, – прошептала Миранда. Потом, пока мы продолжали заниматься любовью, я гладил ее лицо и улыбался ей.
– Я еле сдерживаюсь, – сказал я.
– Я тоже. – Она улыбнулась и, потрогав себя, поднесла свою влажную руку к моему лицу, моей щеке и лбу. – Я хочу, чтобы от тебя пахло мною. – И она коснулась моих губ, моего языка, моих век, и я поцеловал ее взасос – мы оба поняли этот сигнал, потому что с незапамятных времен такой поцелуй был подарком одного человека другому.
– Где тебя изобрели? – спросил я, когда мы отдыхали. Я имел в виду, что до сих пор не знал, что такое жизнь. Поэтому снова процитировал Гете.
– Надеюсь, вам понравилось представление! – крикнула она в окно, чуть позже обнаружив, что мы не закрыли ставень. Я пожал плечами. Нам обоим было наплевать.
Я попытался встать.
– Постой. Я хочу, чтобы мы еще так полежали.
Она поглядела налево. Никто из нас до этого не замечал, что светофор подсвечивает наш номер красным и зеленым.
– Как в фильме-нуар, – сказал я.
– Да, только я не хочу, чтобы это оказался один из тех голливудских фильмов, где протрезвевший профессор, присмирев и устыдившись, возвращается к своей прежней жизни, и оказывается, что трепетания сердца, которые он чувствовал во время разговора с неизвестной женщиной в поезде, даже нельзя назвать влюбленностью.
– Ни за что!
Но она выглядела расстроенной, и мне показалось, что на глазах у нее выступили слезы.
– Все, что у меня есть, – твое. Я знаю, это немного, – произнесла она. Я ладонью стер слезы с ее щеки.