Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°
Шрифт:
— Имейте в виду, Рамони, — предупредил Фрэнк, — не в наших привычках расходовать деньги легкомысленно.
Заданий итальянцу с каждым разом прибавлялось. Фрэнк считал, что возможностей у агента стало больше после того, как он женился на русской. К тому же ему представлялось, что не так уж сложно в Новочерноморске навести справки о судьбе радиста «Бейсуга» Чукрина, не пришедшего в иностранный порт после попытки завербовать его.
Рамони не совсем уверенно, но обещал через Вартанова узнать, что с ним случилось. Американец намекнул, что это с меньшим риском могла бы сделать Нина, однако Марчелло категорически отказался впутывать супругу. И вообще он был против того, чтобы она знала о его связи с капитанерией.
— Мы поговорим с синьорой, — сказал сержант, не спросив на
— Может, она связана с КГБ, — проронил Фрэнк, заметив, как нахмурился Рамони. — В твоих интересах, парень, чтобы мы с ней потолковали. У нас много к ней вопросов. Кстати, она знает бармена?
— Она познакомила меня с ним, — недовольным тоном ответил Рамони.
— Синьора уходит с вами? — спросил сержант. — Или остается дома?
— Дома.
— О’кей! — сказал довольный Фрэнк, а сержант, приложивший руку к запрещению выезда Нины в Новочерноморск, поджал губы.
Так совпало, что к очередному приходу «Амалии» в акватории новочерноморского порта появился задействованный в учениях небольшой военный корабль, готовый к любому маневру по задуманному чекистами сценарию. С его высокого борта все было видно вокруг как на ладони. Вахтенные со своих постов докладывали пеленги, расчетные дистанции до учебных целей.
Оставалось выжидать. Полковник Шахтанин на инструктаже особо наказывал своим подчиненным быть повнимательнее, напомнив, что в профессию контрразведчика входит умение видеть то, что не видят другие, даже события, происходящие за горизонтом.
35
По дороге к врачу Чукрина одолевали тревожные волнения, от которых наливалась свинцом голова, сжимало спазмами сердце. Он даже хотел зайти в аптеку за валидолом. До этого жизнь ему казалась такой легкой и необъятной, как безбрежная морская даль. Он скользил с ветерком по ее поверхности. И вдруг споткнулся, казалось бы, на ровном месте...
«Вы бываете в каюте капитана?» — вспомнил он вопрос допрашивавших его в полиции и нагловатую интонацию в голосе переводчика. От этого воспоминания Валеру бросило в пот. «Бываю... Докладываю телеграммы». — «А один?» — «Как — один?» — «Ну, когда там нет капитана?» — «Нет». — «Но можете зайти в каюту с телеграммой?» — «Зачем?» — «Например, чтобы в его отсутствие посмотреть документы». — «У меня нет ключа». От неожиданности Чукрин ничего другого не придумал, хотя знал, что каюту капитан на ключ не закрывал. «А мы сделаем ключ с вашей помощью». Радист доказывал, что это невозможно, что у капитана в каюте ничего нет, кроме навигационных карт. Допрашивающие сразу же уцепились за карты, а потом спросили: «Вы докладываете капитану зашифрованные телеграммы?» — «Всякие докладываю...» — «Давайте ваши шифры, и мы вас на машине подвезем к порту. Капитану объяснят, что произошло досадное недоразумение. Чем быстрее вы вернетесь на борт, тем лучше будет для вас. Скоро вас начнут разыскивать». Сделать этого Валера не мог. Он лихорадочно думал, что бы им такое сказать, чтобы они отпустили его. Искал выход из западни, в которую попал. «У меня с собой ничего нет. То, на что вы намекаете, невозможно рассказать, невозможно запомнить», — старался он уверить усердствовавшего сержанта и его коллегу из ЦРУ, избегая упоминания самого слова «шифр». Однако такой ответ их не устраивал. И снова, в который раз, ему навязывали различные условия освобождения, пока он не согласился встретиться на борту своего танкера с Фишманом. Принимая этот вариант с большими оговорками, Чукрин надеялся, что его наконец отпустят и он, оказавшись под защитой экипажа, выйдет из опасной провокации. Сержант ему объявил, что достигнутая договоренность о встрече с Яшей записана на магнитофонную ленту. Чукрин спохватился, стал горячо доказывать, что на танкере много народа, что он все время на виду у капитана и других и поэтому посещение Яшей его каюты, даже если он принесет на борт самые ходовые товары, не может остаться незамеченным. По замыслу же тех, кто настаивал на этом варианте, Яша предложит морякам свои товары и пока они их будут рассматривать, он зайдет к Чукрину в каюту и сфотографирует любую телеграмму, представленную
Разбитый, с побледневшим лицом Чукрин зашел в каюту врача и сразу же попросил пить. Во рту у него от сильных переживаний пересохло. Григорий усадил бывшего радиста, посчитал пульс и дал ему настойку валерианы, которую тот с жадностью запил водой.
— К вам приходила жена... Вы ей все рассказали? — чуть отдышавшись, со стаканом в руке спросил Чукрин. Его безвольное лицо выражало единственное чувство — страх.
— Успокойтесь. Моя обязанность — лечить людей.
— Вы скоро уходите? — поинтересовался Валера, имея в виду отход судна.
— Завтра утром.
Он намеревался попросить доктора сказать несколько слов Яше, опасаясь, что тот, появившись на борту танкера, может наболтать лишнего. Чукрин выбрал врача не случайно. Он надеялся на него как на «нейтрального» человека, который не станет ни о чем допытываться и уж, конечно, не расскажет о его просьбе старпому или капитану.
— Ко мне может там прийти Фишман... Если вас не затруднит, скажите ему, что я приболел. В следующий раз с ним расплачусь.
— Вот что, Валерий, — твердо сказал Аринин, как говорят врачи непослушным пациентам. — Советую пойти и обо всем рассказать чистосердечно.
— Куда? — испуганно спросил Чукрин. — О чем рассказать?
— Сам знаешь, куда и о чем.
— Я ничего не сделал.
— Расскажешь о Фишмане, о фальшивых долларах, допросе. Не жди, пока вызовут. Сразу полегчает. Советую по-дружески.
Чукрин тяжело поднялся со стула и вышел из каюты.
36
Вартанов ехал на «Жигулях», машине своей тетки, по тихой малолюдной улице к Толику Красноштану, работавшему в бригаде Шепелюка, чтобы рассказать ему кое-что из состоявшегося разговора с бригадиром и задуманной им операции в порту. Он не собирался выкладывать приятелю все свои замыслы, хотя доверял Толику, не раз сводившему его с иностранными моряками, у которых Эдик скупал разные товары. Достаточно того, что скажет в общих чертах. Кое-что от сделок с иностранцами перепадало Красноштану, однако бармен, будучи фарцовщиком со стажем, нареченный такими же, как и он, «Удавом», держал «заочника» на некотором расстоянии, считая его рангом гораздо ниже себя. Кличка говорила о многом. Хватка у Вартанова была железная.
На этот раз он хотел встретиться с Толиком дома, подальше от любопытных глаз, навести справки о грузчиках бригады — кого следовало остерегаться, с кем можно договориться, а заодно попросить приятеля позвонить ему, когда теплоход «Амалия» будет на подходе и станет под погрузку.
Проезжая по одной из улиц, он неожиданно встретил супружескую чету Чукриных, с полными сумками в руках возвращавшуюся с рынка. Бармен сбавил скорость, подвернул вплотную к тротуару и, поравнявшись с парочкой, посигналил.
— Хэлло, мистер Чукрин! Можно на минутку тебя оторвать от прекрасной леди?
Чукрин опешил, увидев Вартанова. После уже состоявшегося довольно бурного выяснения отношений с барменом, требовавшим возвратить долг с процентами, новая встреча не сулила ему ничего хорошего.
Валера не остановился, сделал вид, что не замечает Эдика. Однако тот ехал пешеходной скоростью, не отступался.
— Послушай, ты, не заставляй меня вооружаться заводной ручкой, — пригрозил он.
— Что тебе надо? — не вытерпел Чукрин.
— Ах, ты не знаешь!..
— Эй! Чего пристал к человеку, — неожиданно вмешалась в разговор жена Чукрина. — А ты чего терпишь, — обернулась она к мужу. — Да заяви ты на этого хама в милицию!
Заявлять в милицию не годилось. Это понимали и Вартанов и его «оппонент». Не понимала только Аня, громко кричавшая на пристававшего к мужу Вартанова.
Редкие прохожие останавливались и с любопытством прислушивались к перепалке. Это уж Валере совсем было ни к чему. Впрочем, для Эдика уличный скандал тоже грозил большими неприятностями. Он чертыхнулся, нажал на газ, и машина, рванувшись, скоро скрылась из виду.