Найти и уничтожить
Шрифт:
– Я как-то раньше стеснялась, но сейчас ответьте, пожалуйста, если можете и желаете, конечно, Евгений Сергеевич... Почему на торжество ваша супруга не приехала? Мне кажется, она должна была бы сегодня быть здесь!
Полонин объяснил:
– Ты права, Валя, супруга должна была и обязательно была бы здесь... если бы не одно «но». Рита, жена моя, к сожалению, сильно больна. Мы пытаемся справиться с недугом, но пока ничего не удается, болезнь прогрессирует.
– Извините, Евгений Сергеевич, и поверьте, я сожалею, что...
Врач не дал договорить сестре:
–
Но Валя ответила:
– А мне ваш друг, простите, не понравился! И я довольна его отсутствием. Мне отчего-то он показался каким-то скользким, слащавым, похотливым, этаким волокитой за каждой юбкой!
Полонин рассмеялся:
– Да нет, ты ошибаешься, Валя, мужик он нормальный, а вот насчет юбок, это ты попала в десятку! Женщины всегда были и продолжают оставаться его слабостью! Но что в этом плохого? Он не женат, встречается с дамами одинокими, семьи не рушит, никому зла и страданий не приносит.
– Ну, не знаю, – ответила Валя, – может, я и предвзято отнеслась к вашему товарищу, но он мне не понравился ни как мужчина, ни как человек! Ненадежный он, двуличный какой-то, вот и все!
Полонин не стал переубеждать сестру, сказав:
– Что ж, Валя, каждый человек имеет право на собственное мнение и личную жизнь. Оставим этот вопрос, а лучше уберем со стола, и по комнатам! Что-то в сон потянуло!
– Только одну минуту, Евгений Сергеевич, мне выйти надо, а потом и сделаем уборку, покурите пока!
Валентина вышла и направилась в противоположный, не освещенный конец коридора, где находился туалет.
А в то время когда Трофимыч пел одну из своих последних песен, через забор со стороны заболоченного оврага перемахнул человек в черном. Оказавшись на территории лагеря, он быстрыми перебежками рванулся к зданию лазарета, к единственному светящемуся в нем окну комнаты фельдшера. Человек пробежал в метре от мучающегося в начинающейся ломке и оттого бодрствующего бомжа. Который выполз из своей берлоги по малой нужде.
Бомж, или Борис, брат работницы столовой, едва успел уклониться от столкновения с незнакомцем, нырнув в осоку, колышущуюся под порывами сильного ветра. Оказавшись в своем лежбище, он несколько раз ударил себя рукой по голове. Подумал, неужели, глюки начались? Тогда дело – табак! Нужна помощь, а где ее здесь, в поселке, получить? Нужны специалисты-наркологи с их препаратами, каковые можно было найти только в городском наркологическом диспансере, а как туда попасть? Вдруг пришла мысль, а не показался ли ему этот мужик? Надо проверить. Он пополз к выходу из осоки. Но видение не исчезло, напротив, на фоне стены лазарета, около светящегося окна, отчетливо был виден силуэт мужчины в черном. И это были не глюки, что немного успокоило Бориса.
Он прополз еще вперед, заинтригованный странным появлением незнакомца. Борис начал наблюдение за появившимся неизвестно откуда и непонятно зачем незнакомым человеком.
Тот, не замечая за собой контроля со стороны, стоял у окна и слушал льющуюся через открытую форточку тоскливую, словно похоронную, песню.
В карманах его куртки лежали хирургические перчатки, презервативы, заточенный под бритву перочинный нож и небольшой запас черной липкой ленты.
Буров присел, слившись в единое целое с темным фундаментом, и слушал, о чем говорили внутри комнаты двое мужчин и женщина. Они были изрядно пьяны. Особенно мужчины, женщина еще держалась, но и она была подшофе. Человек в черном сидел под окном, а за ним из осоки во все глаза смотрел бомж и наркоман Борис.
Услышав, как ушел пожилой мужчина, которого в компании называли Трофимычем, а женщина собралась в туалет, мужчина, хорошо ориентирующийся в расположении помещений лазарета, приподнялся, пригибаясь, тихо ступая по траве, перебежал в конец здания. Туда, где вскоре за матовым стеклом узкого окошка загорелся тусклый свет. Затем он вернулся, снял туфли, натянул на руки перчатки и толкнул третье от туалета окно лазарета.
Оно без труда открылось. Буров огляделся, ничего подозрительного не заметил, прыгнул внутрь здания, аккуратно притворив за собой створки окна.
Он прошел палату, медленно открыл дверь в черный коридор, выглянул, посмотрев в сторону жилого отсека. Дверь в него была открыта, но за ней никого не было видно, лишь слышался какой-то легкий шум из комнаты фельдшера. Видимо, оставшийся в комнате мужчина убирал со стола остатки пиршества, решив не дожидаться помощницы.
Вскоре из туалета донесся характерный звук сливаемой в унитаз воды.
Мужчина в черном напрягся.
Послышались женские шаги.
Она приближалась.
Вот она поравнялась с открытой дверью, и тут же сильные руки незнакомца зажали ей рот и горло, втащили тело в комнату.
Сдавив женщине сонную артерию, Буров лишил ее сознания.
Тихо, стараясь не шуметь, положил будущую жертву на пол. Сам же двинулся к жилому отсеку.
Полонин слышал шаги в коридоре, стоя спиной к двери. Он был спокоен, уверенный в том, что возвращается Валя. Сейчас медсестра зайдет, а он уже почти все убрал.
Шаги в коридоре замерли, врач почувствовал за спиной возбужденное дыхание. Он обернулся со словами:
– Ну, вот, Валя, все уже...
Но замолчал, увидев перед собой мужчину, спросил:
– Ты?
– Я, Женя, я! – ответил человек в черном.
– Но...
Договорить врач не успел – удар вытянутого безымянного пальца под кадык, сбил ему дыхание. Полонин рухнул без сознания на кровать.
Буров проговорил:
– Полежи пока, друг, отдохни, а меня дело ждет!
Он вернулся в комнату, где лежала Валя, поднял ее на руки, перенес в комнату фельдшера, бросил животом на убранный врачом стол. Выключил свет. Минуту постоял, привыкая к темноте. Что-то вспомнив, прошел в приемный покой, закрыл входную дверь лазарета, вернулся в комнату фельдшера. Занялся приготовлением к акту кровавого насилия.