Найти себя. Трилогия
Шрифт:
– Ах так! – засверкал безумными глазами пьяный маг, – Сейчас, сейчас…
С нехорошим многообещающим взглядом он зашарил у себя на поясе с другой стороны. Минуту Эргис мучился с упрямыми застежками кобуры, а когда справился с ними, то извлек на свет совершенно невероятное оружие и грохнул им по столу. Мама дорогая, ахнул Виктор – на столе лежал магический пистоль. Это было чудовищное громоздкое устройство, находящееся на стадии трансформации меча в пистолет и больше всего походило на обрез ружья. У пистоля была чуть изогнутая рукоятка с резными накладками из красного дерева, которая заканчивалась богато оформленным навершием, как у меча или кинжала. Казенная часть состояла из многих подвижных деталей, планок и защелок, торчащих в разные стороны и удерживаемых огромным количеством винтов. Ствол был неестественно толстый длинный и имел воронкообразное расширение на конце, словно пламегаситель у пулемета MG 42. Все детали пистоля и сам корпус были изготовлены из меди и покрыты затейливым орнаментом, выполненным в технике глубокой обронной резьбы. Медь от времени хотя и потускнела, но продолжала играть бликами на выступающих частях и гранях, а более всего на отполированном трением пальца блестящем спусковом кольце. Маг сухо щелкнул предохранителем, после чего пришли
– Уходить надо, пока эти недотыки подмогу не привели, – тихо произнес он и вдруг заорал страшным угрожающим голосом: – Я разнесу весь этот поганый городишко, если кто-нибудь встанет у меня на пути! Э-э, Вик, помоги-ка мне подняться.
До пристани хозяин и его раб добирались пешком и в обнимку. Встреченные эльфы больше не демонстрировали высокомерие, а испугано шарахались в стороны, поскольку маг и не думал прятать свое жуткое оружие в кобуру, а размахивал им всю дорогу. Магический пистоль время от времени шипел, стравливая воздух и напоминая, что находится в боевом режиме. К счастью дежурная шлюпка с матросами оказалась на месте и незамедлительно переправила их на корабль. Капитана на судне не оказалось и вследствие этого, Преан вдруг возомнил себя главным и совершенно распоясался. Он несколько раз выбирался на палубу с бутылкой, прикладывался к ней и громогласно отдавал команды сниматься с якоря. Матросы вместе с офицерами попрятались, старались не попадаться пьяному магу на глаза, и тихо сидели по каютам и кубрикам. Маг буянил и не давал спать почти всю ночь, а потом шандарахнул чем-то магическим так, что даже огромный корабль жалобно заскрипел и закачался на волнах. Не иначе как Эргис все-таки шмальнул из своего пистоля. После этого наступила полная тишина, но никто так и не рискнул подняться на палубу и посмотреть, что же там произошло.
Утром вернулся с берега хмурый капитан. Судно сразу подняло якорь, окуталось облаком парусов, развернулось носом в открытое море и стало набирать ход. Когда Креону доложили о ночной попойке со стрельбой, капитан взбеленился, но разговор с магом не состоялся по причине невменяемого состояния последнего.
– Какой стыд! – не удержался от брезгливого восклицания Креон, выйдя из каюты Эргиса, – И это наш корабельный маг!
Сомову через боцмана донесли приказ капитана разбудить мага и привести его самого и каюту в порядок. Виктор осторожно заглянул в каюту и поморщился от гадкого запаха. В помещении стоял тяжелый дух перегара, к которому примешивалась вонь от обмоченного и высушенного на теле белья. Господин маг спал в страшно неудобной позе буквой «П», вроде бы сидя на табурете, но прогнувшись спиной назад и уперевшись головой в пол. Как такое вообще было возможно? Сомов разогнул замычавшего Преана и перетащил так и не проснувшегося мага на постель. Будить его Виктор не осмелился. Стараясь не шуметь, собрал пустые бутылки, на скорую руку протер пол и открыл окно, чтобы проветрить помещение. Закончив уборку, он заметил на столе перьевую ручку мага. Тонкий серебряный десятисантиметровый цилиндр был покрыт искусными узорами, с одного конца в него было вставлено сменное золотое перо для чернил, а с другого воткнуто черное с синим отливом перо птицы. Разглядывая это произведение искусства, Виктора взяло сомнение в правильности выбора того, что должно было прославить мага, но затем он справедливо рассудил, что красота и удобство суть вещи разные. Отыскав на столе простое железное перо, чернильницу, несколько чистых листов бумаги и, прихватив все это с собой, он направился к плотнику. Пора было приступать к созданию первой автоматической перьевой ручки в этом мире.
Никаких сложностей Сомов не видел, однако реализация этого, простого на первый взгляд, проекта неожиданно столкнулась с непреодолимыми трудностями. Всю следующую неделю студент изготавливал различные варианты ручек из склеенной бумаги, согнутой в трубочку меди или высверленного дерева. Самая удачная модель получилась из деревянной основы, в которой он просверлил камеру для хранения чернил и вставил заглушку с тонким каналом для подачи чернил на железное перо. Внешне ручка выглядела неплохо и даже немного писала, но имела один существенный недостаток – писала она совсем недолго, а потом вдруг или переставала писать вообще или ни с того ни с сего выпускала чрезмерную порцию чернил, оставляя на бумаге огромную жирную кляксу. В чем заключалась причина такого безобразия, Виктор, хоть убей, не понимал. К концу недели изобретатель пришел в полное отчаяние и начал подумывать над другими проектами, которые могли бы прославить хозяина.
Вечерами инженерные раздумья Сомова прерывал Эргис, который не просыхал уже вторую неделю и требовал, чтобы его развлекали игрой на гитаре. К тому же он остро нуждался в компании, поскольку господа офицеры объявили магу бойкот. Пальцами фиолетовыми от чернил Виктор бегал по струнам и выслушивал бесконечные пьяные бредни хозяина. Иногда Преан под аккомпанемент Сомова затягивал какие-то длинные жалостливые песни, ужасно фальшивя и размазывая слезы по щекам. А однажды совершенно упившийся маг схватил Виктора за грудки, прижал к стене и, дыша перегаром в лицо с угрозой произнес:
– Я тебе поверил, Седой. Не вздумай меня обмануть!
Обманывать Преана Виктор не собирался, но затея с автоматической ручкой потерпела фиаско, а ничего другого подходящего на ум не приходило. Стоило только задуматься над проблемой, как в голову упрямо лезли всякие мобильные телефоны, компьютеры, микроволновки, телевизоры и автомобили.
Тем временем судно миновало Гибралтарский пролив и взяло курс на север вдоль побережья второго государства эльфов Фариуса. Дул сильный встречный ветер и пришлось идти галсами. Гудели от напряжения ванты, палуба судна накренялась так сильно, что на ней невозможно было стоять, и капитан отдал приказ спустить паруса и раскочегарить машину. Теперь они шли точно на север, из трубы валил густой черный дым, а под палубой пыхтел и постукивал поршнями паровой двигатель. Когда достигли, и стали огибать французский полуостров Котантен, который здесь принадлежал третьему эльфийскому государству Фаргаусу, заметно выросло количество встречных кораблей. Некоторые из них шли под необычными черными или красными парусами, а иногда одновременно и черными и красными вперемешку. Альты, пояснил Виктору один из матросов, недобро провожая взглядом огромный клипер вампиров, несущийся на раздутых разноцветных парусах.
Полтора месяца плавания подходили к концу, а Виктор так и не придумал ничего, что могло бы прославить его хозяина. Маг, между тем, не выходил из запоя и в очередной холодный вечер, подогревшись вином, решил поразить Сомова своими писательскими талантами и прочитать ему лучшие моменты из своей книги, которая называлась «Хфиласан и Елизада». Произведение было естественно о несчастной любви обильно политой слезами и кровью. Спьяну Преан начал читать на языке оригинала, пока не сообразил, что Виктор ни слова не понимает из того, что слышит. И тогда маг загорелся идеей обучить своего раба человеческому языку. Среди прочих магических предметов у Преана имелись языковые амулеты всех известных народов. Когда в трясущихся руках хозяина появился амулет похожий на обруч для надевания на голову, Виктор забеспокоился, как бы пьяный маг не сотворил с ним чего-нибудь плохого. Однако будучи человеком подневольным у Сомова не оставалось иного выбора кроме как подчиниться, сесть на табурет и покорно надеть амулет на свою седую голову. Хозяин минуту манипулировал с амулетом, а затем в глазах у раба потемнело, и он потерял сознание.
Судно подбросило на волне, от чего Виктор упал на пол, амулет слетел с его головы, а сам он пришел в себя. От звука падения очнулся и задремавший за столом маг. Уснул он видимо прямо на своей книге, потому что, когда оторвал голову от стола и поднял лицо, на его щеке явственно проступили большие рельефные буквы – «Елизада». Сомов без проблем прочитал и понял это слово, несмотря на то, что оно отпечаталось зеркально. По случаю удачного завершения обучения маг налил вина не только себе, но и своему рабу, а затем торжественно протянул свою книгу. Странное дело, все буквы казались Виктору знакомыми, он мог прочитать слово и даже предложение целиком, но что все это значило, он понятия не имел, о чем и сообщил озадаченному магу. Эргис долго осматривал амулет и наконец, радостно заявил, что все в порядке, и он просто перепутал амулеты. Оказалось, что вместо языкового амулета он использовал амулет для обучения письменности. Эта ошибка привела мага в пьяный восторг, ведь теперь у него был единственный в своем роде раб, умеющий писать, но не умеющий говорить на остандском. Эргис даже задумался, а не оставить ли все так как есть, чтобы использовать раба в качестве писца, не понимающего смысла того, о чем он пишет. Сомов не возражал, так как голова его раскалывалась от боли, а эксперименты пьяного мага начинали пугать своими непредсказуемыми последствиями. Однако нестерпимое желание писателя похвастать своей книгой хотя бы перед собственным рабом пересилило чащу весов в пользу дальнейшего магического обучения, и Виктор вынужден был снова надеть обруч на свою многострадальную голову. Вторично за эту насыщенную магическими событиями ночь в его глазах померк свет, и он провалился в беспамятство.
Очнулся он от собственного стона и невыносимой головной боли. Маг спал уже не сидя, а лежа на кровати не снимая ни одежды, ни обуви. Виктор стащил с головы обруч и положил его на стол рядом с книгой. Проверять свои способности к языку не было ни сил, ни желания. Хватаясь за борт и перебирая ванты, он еле дотащился до кубрика, сполз вниз по лестнице, с нескольких попыток забрался в гамак и провалился в мучительный сон, наполненный кошмарными видениями.
Проснулся студент совершенно разбитым и нисколько не отдохнувшим. Боль продолжала пульсировать в голове так сильно, что Сомов сжимал череп руками и даже тихо постанывал. Весь день он провел лежа в кубрике и поднимался только чтобы поесть. Несколько матросов отметили его плохое самочувствие, и он прекрасно понял, что они сказали, но даже это не радовало. Лишь на третий день Виктор оправился от негативных последствий использования магических амулетов и только тогда в полной мере оценил их потрясающую эффективность. Сомова потрясло, что всего за одну ночь он полностью освоил человеческий язык и письменность. Всего за одну ночь! Такая магия вызвала у студента, привыкшего получать знания долгой и нудной зубрежкой полнейшее восхищение. О том, что за это пришлось заплатить несколькими днями чудовищной головной боли, он уже не вспоминал. Болезненные ощущения прошли, а знания остались, и это было главное. Матросы, когда Виктор на идеальном языке Останда поддержал беседу, не слишком этому удивились.
– О, немой заговорил, – засмеялись они, – Немой, а петь скоро начнешь?
Действительно, подумал Виктор, почему бы и не спеть, раз уж открылись новые возможности. Оставалось только написать подходящий текст, чтобы было о чем петь, и он незамедлительно взялся за перо и бумагу. Регулярно окуная перо «автоматической» ручки в чернильницу, он стал набрасывать «свои» первые стихи в мире Осаны. Теперь, владея языком, он знал, что люди называют этот мир Осана и это название ассоциировалась с чем-то религиозным, но с чем именно студент вспомнить не смог. Писалось на удивление легко и быстро, благо стандартизация, проведенная в свое время правителем Марком, коснулась и языка. Почти все окончания слов были на «а», «о» или «ан». Исключение составляли только имена собственные и некоторые специальные исключения, существующие для того, чтобы подтверждать правило. Язык Останда оказался похожим на земное эсперанто, звучал красиво, а рифмовать строки на нем было настоящее удовольствие. Виктор не стал повторять свою неудачную земную практику сочинительства. Зачем было мучиться и изобретать велосипед, когда в его распоряжении имелись творения авторов, уже прошедшие строгий отбор читателей, слушателей, критиков и выдержавшие испытание временем на земле. Достаточно было просто перевести их на остандский язык и при этом заменить всего несколько слов незнакомых здешней отсталой цивилизации. В процессе перевода Сомов стал беззастенчиво менять текст, если ему казалось, что автор подобрал неудачное слово в силу требований рифмы или размера. В остандском языке практически не было проблем с рифмой и это открывало безграничные возможности для поэта. Виктор быстро и без затруднений закончил первый пробный перевод песни на морскую тематику. Он перечитывал получившееся произведение еще раз и еще раз и не мог избавиться от ощущения, что его вариант и по смыслу и по звучанию гораздо лучше оригинала. Сомов терял скромность и ничего не мог с собой поделать. Простите меня Булат Шалвович, мысленно попросил он прощения у великого барда за то, что ваш Портленд превратился в мой Останд. Не останавливаясь, сходу он перевел еще одну песню о море и кораблях принадлежащую Владимиру Высоцкому.