Назад в ссср 6
Шрифт:
Он поводил пальцами в воздухе, как бы изображая клубы дыма.
— А ты откуда знаешь?
— Тьфу, ты! — Федя постучал по деревяшке стола. — Да я так, ляпнул небылицу, а ты все шутишь.
На Федин стук обернулся пижон в джинсовой ветровке и вельветовых штанах. Судя по его кудрявым патлам, золотым часам и модным кроссовкам, он был явно не советского пошиба. Иностранец. Как его сюда занесло? Смотрелся здесь, как белая ворона на куче навоза. Рядом с ним были мужички попроще, но тоже с интеллигентным уклоном и мордами не обветренными — в широких галстуках в ромбик и с фотокамерами наперевес. Все ясно — журналисты
— Это штьо? — спросил буржуй на ломанном русском.
— Закуска, — похлопал его по плечу один из компаньонов.
Да так похлопал, что патлатый чуть не подавился воздухом. Не ожидал он такого широкого жеста физического контакта. Не хлопают у них мужики по спине друг друга, не братаются и не клянутся в верности братской под парами алкогольными. Скучно живут.
Один из журналистов достал еще и чекушку, пытаясь объяснить недоумевающему гостю, что свое здесь втихушку проносить — это вполне себе нормально, тем более что без чекушки — деньги на ветер, а леща лучше “ершом” запивать. Иностранец еще больше удивился, когда газетный сверток раскрыли, и там оказался вяленый пучеглазый лещ. Он смотрел на буржуя немигающим насмешливым взглядом, а тот хлопал своими зенками в ответ, не понимая, как можно есть такую вонючую рыбу, да еще и в чешуе, да еще и на газете. Видно, первый день он в Союзе. Ничего. Вечер удивлений еще впереди. Он еще в туалет не ходил после пива. Только нет здесь туалета. Вот удивится, когда его коллеги поведут углы соседних домов обсыкать. Романтика, блин. На всю жизнь запомнит командировку в СССР. Знай наших…
Погодин выполнил обещание и раздобыл для меня адрес убитого Гребешкова. Приперся с утра пораньше ко мне в общагу. Разбудил нас с Соней, не дав насладиться утром в объятиях друг друга. Посчитал, наверное, что раз я его заставил на работу идти, и он мне обязан чуточку подгадить. Нефиг спать, если служба не ждет.
Пока Соня накидывала халатик, я держал гостя в коридоре. Потом только пригласил внутрь:
— Чай будешь с булочками?
— Это можно, — довольно прокряхтел Федя.
— Тогда держи рубль, сгоняй в булочную. Нам возьми с маком, а себе, какую присмотришь.
— Э-э, Андрюх. Я могу и без булочек обойтись.
— Жаль, тогда бутерброды с маслом опять на завтрак.
— Что ты гостя гоняешь с утра пораньше? — возмутилась Соня. — Сейчас я омлет сделаю, с колбаской обжарю. Будешь, Федя, с нами завтракать?
— А за яйцами не надо идти? – опасливо переспросил тот.
— Нет.
— Тогда буду.
— Как там у вас на работе? — Соня хитро прищурилась. — Слава Богу, мой теперь дома чаще бывает, благодаря больничному. Нет худа без добра…
— Да нормально все, — отмахнулся Погодин. — Работаем.
— А психованная тоже работает, или она для антуража у вас?
— Какая психованная? — не понял Федя.
— Не психованная, — поспешил поправить я. — А психологиня. Это мы Светлану Валерьевну так называем.
— Я так почти и сказала, — глаза Сони сузились, и взгляд впился в меня.
— Ну, не-е… Ожегова молодец, — вступился Федя за Свету по незнанию . – Умная, и подход к мужикам умеет найти.
— К мужикам? — фыркнула Соня.
— Ну да, мужики же, в основном, преступления совершают. Вот она с ними и беседует…
— А как же муж ее относится к такой работе?
— Так она не замужем! — сдуру выпалил Федя. — Нет у нее никого!
Уши Сони окрасились в цвет запрещающего сигнала светофора.
Она сжала кулачки и прикусила губу, а я притворился табуреткой и пялился в окошко на взъерошенного воробья на тополе. Ничего не слышу, ничего не вижу.
— Хотя нет, — продолжал сливать инфу Погодин. — Тут в УВД ухажер у нее объявился. Цветы дарит.
— Это тот букет из гвоздик? — оторвался я от птицы.
— Да нет, уже второй подарил. На этот раз розы.
— Когда? — спросил я.
— А тебе какая разница, Петров? — зыркнула на меня Соня.
— Да просто любопытно. Коллега все-таки.
— Смотри. Как бы я тебе больничный не продлила, — Соня схватилась за чугунную сквородку, с которой собиралась идти на общую кухню, но при этом как-то угрожающе ей покачала.
Я надавил на кнопку дверного звонка, что была приляпана небрежно на стену слоями заскорузлой краски, больше напоминавшей застывшую лаву. Дверь, обитая красным дерматином (роскошь, однако), никак не реагировала на пронзительные бзыканья.
— Дома никого нет, — уверенно заключил Федя.
Он решил отправиться к жилищу Гребешкова вместе со мной.
— Нет. В квартире кто-то есть, — я ткнул на стену, где висели электросчетчики.
Черные выпуклости с пожелтевшими циферблатами вросли в стену. На одном из них, с циферкой “7”, выведенной чуть сверху на стене через трафарет, неспешно крутился диск.
— Видишь, счетчик мотает? Советский человек не будет так разбазаривать электричество. Значит, внутри кто-то точно есть.
Я не ошибся. После еще пары нажатий на кнопку за дверью, наконец, раздались шлепающие шаги (похоже на тапки).
— Кто? — спросила дверь несмелым женским голосом. Чуть глухим и неуверенным.
— Милиция, откройте, — сказал я.
Лязгнула задвижка замка, в образовавшуюся щель высунулась встревоженная курносая мордочка с распущенными волосами и голыми плечами. Остальное в узкую щель не разглядеть.
— Вы по поводу мужа? Меня уже опрашивали. Два раза…
— Есть еще пара вопросов, — строго заметил я.
— Сейчас, я не одета, подождите минуту.
Дверь захлопнулась, тапочки прошлепали вглубь квартиры.
Прошла минута, вторая. Наконец дверь снова распахнулась (на этот раз широко). На пороге стояла девушка в легком голубом халатике из буржуйского шелка. Тонкая ткань не могла скрыть выпирающие прелести. Девушка все куталась в кружева и оттягивала халатик вниз, будто хотела его растянуть, чтобы скрыть бедра до самых колен.