Назад в СССР: демон бокса
Шрифт:
— Представляешь, клялся мне: если бы не его высокорождённая жёнушка, давно бы бросил всё и сделал мне предложение! Будто мне нужен толстячок пятидесяти девяти лет. Почти импотент.
Был бы я действительно тинэйджером, эти подробности меня бы шокировали. Но и без них хорошо представлял, кого собой являет моя подруга. Признаюсь, её откровения о связи с другим вызвали нездоровое возбуждение и желание немедленно продолжить то, чего нет в СССР. Но Маша желала сначала расставить точки над i.
— Валерик, ты меня распалил. Кроме Ипполита давно ни с кем не встречалась.
— Нуждаешься в регулярных встречах.
— Как ты точно подметил… Да! Или снова заползти в раковину, или дать себе волю. Хотя бы пару раз в неделю. Но у тебя такой плотный тренировочный график!
— Да и хрен на него. Ответственных соревнований впереди нет. До шестнадцати меня даже на юношеский чемпионат БССР не допустят. Да и в выходные я смогу. Но если твой Ипполит нагрянет?
— В выходные и по вечерам — никогда. Я здесь убираюсь в это время. Иногда ночую, если в общаге какой-то праздник и шум. Ни разу не объявился.
А если даже приедет развлечь свой вялый отросток и обнаружит меня — что сделает? Публичный скандал ему не нужен, так как дойдёт до супруги из ЦК КПБ, со всеми вытекающими. Можно, конечно, снять Машу с довольствия и завести иную любовницу. Но он её поддерживает с института, много лет, и до сих пор не надоела. Значит — по-своему привязан.
А Коган по весне решился выставить меня на юношеский чемпионат города. Всего четырнадцать, но обладатель кубка «Первая перчатка», как-то меня допустили. Знал бы, в какой конфликт это выльется, сам бы отказался участвовать.
Глава 10
Договорняк
В январе-феврале семьдесят шестого папа Ким, наобщавшись с какими-то восточными гуру, вдруг озаботился недостаточной мышечной массой подопечных. Мы почти забросили технику и сосредоточились на физухе: сначала упражнения на силу и объём мускулов, потом на скорость. Меня он считал и без того самым прытким в секции, латентный период реакции ответного действия у меня сократился практически до предела, позволительного с точки зрения законов физики и физиологии, став менее десятой доли секунды. Время ударного движения рукой в цуки не превышало двух десятых секунды, продолжая сокращаться с каждой неделей.
Всё равно: сила — скорость, сила — скорость, сила — скорость. И медитация с накоплением энергии.
Коган на боксёрских тренировках заметил, что прогрессирую в ударе, даже без предельной концентрации, когда пробиваю серии. Схватился за редеющие волосы, узнав результат моего взвешивания перед чемпионатом Минска.
— Валера! Что ты наделал…
— Стал сильнее и крепче. А в чём проблема?
— Проблема в том, что нам надо сформировать сборную города, чтоб победить на республике. Не въезжаешь?
— Нет. У нас же в моей новой категории нет Мухаммеда Али. Вот я и буду…
— Нихрена ты не будешь! Ботвинник выставляет своего. У него есть талантливый парень.
— Которого могу ненароком зашибить… — я потёр морду рукой в боксёрской перчатке, что довольно неудобно. — Что же за самородок, боящийся четырнадцатилетку?
— Ты опять за своё… Твоё время не пришло! Дай другим побоксировать.
— Да сколько угодно. Но поддаваться — не ко мне.
Коган махнул рукой. Мол — с тобой каши не сваришь. Особенно кошерной. Спартаковский босс подъехал через час, и они повторно насели на меня вдвоём. Похоже, на еврейском тренерском совете оба согласились, что я в сборной города нужен. Но на категорию легче.
— Валерик, давай договоримся, — настаивал Ботвинник. — Выступай, получай соревновательный опыт. Но Генку моего побереги. Ему семнадцать, готовлю на юношеский чемпионат СССР.
В динамовском зале гулко стучали перчатки о груши, пахло боксёрским потом. А ещё потянуло дерьмом, о котором предупреждали: чем ближе к первенству Союза, тем больше нечистот. Но вот никак не ожидал почуять подобное от двух тренеров, мной очень уважаемых.
— Встречное предложение. Пусть ваш талантище глотнёт пару литров кефира перед взвешиванием и переходит в следующую категорию, со мной разминувшись.
— Глупость говоришь, — вступился за коллегу Коган. — Там Тимофей Брылёв, взявший кубок «Первая перчатка», осенью победивший на юношеских зональных соревнованиях в Риге. Кандидат в сборную страны, если пройдёт на Союз и победит, а у него все шансы. Наш Вениамин, если пересечётся с Брылёвым на турнире, проведёт бой в глухой защите, чисто для турнирного опыта. Ботя своего также наставляет.
Ботвинник кивнул. Он согласен, а я — нет.
— Замётано. Пить кефир выпало мне и переползать в пятьдесят-плюс. Ну а Веня пусть худеет в баньке, спускается вниз и ложится под спартаковского Геннадия.
До конца трени Коган не сказал мне ни слова. Даже в сторону мою не смотрел. После душа отделил от помытых и привёл в свой кабинетик.
— Боюсь, Валера, наши пути скоро разойдутся.
— Почему, босс? Я — ваш самый перспективный из мелочи.
— Да, перспективный. Но для чего? Для прокладывания дороги себе одному. Мне же командные победы нужны. Три серебра лучше одного твоего золота. Да и дерешься ты — словно убиваешь. Парни боятся с тобой в спарринг идти.
— Моня не боится.
— Так он — перворазрядник и на двадцать кило тяжелей!
Я плюхнулся на стул у тренерского стола и безвольно кинул руки без перчаток на колени в знак покорности.
— О’кей, босс. Снимайте меня с чемпионата Минска.
— Не выйдет! — зло просвистел Коган сквозь зубы. — Знаешь, какие контакты я напряг, чтоб обеспечить поддержку на городе?! В списке претендентов — обладатель «Первой перчатки». Теперь даже травмой не отбрехаться. Иначе фиг туда снова обращусь.
Наверно, имел в виду ЦК КПБ. Где трудится ответственным или каким-то ещё секретарём отец жены любовника моей подруги, почти что кровный родственник. Интересно, кто в ЦК ведает вопросами спорта?