Назад в юность. Дилогия
Шрифт:
И меня еще спрашивают, когда я научился! Чего я только не попробовал в своей жизни во Вьетнаме, в Анголе, на Кубе… Но, наверное, больше всего было выпито обычного медицинского спирта. Как правильно сказал русский народ: «Быть у воды – и не напиться?» Сколько людей переходило по вечерам ко мне – сначала полковому врачу, затем начальнику медсанбата, а позже ведущему хирургу госпиталя. И у всех была примерно одна фраза: «Слышь, Алексеич, у тебя спиртику грамм двести не найдется?»
А спирт в полковом НЗ был крайне необходим. Особенно он был нужен, если у нас в гарнизоне развертывалась учебная часть для призыва так называемых партизан. Мужики,
После второй четверти стакана язык и так не молчавшей Лизы развязался еще больше. Она со слезами на глазах рассказывала о жизни в деревне. Сообщила, что в городе ей пока очень не нравится. Люди на улице не здороваются, она никого не знает, а Тамара Ивановна только и мечтает о том дне, когда племянница закончит учебу и ей дадут место в общежитии. Что мужики в депо постоянно пристают со всякими предложениями, а ей это совсем не нужно. А она вообще, может, не хочет быть вагоновожатой, а хочет быть артисткой.
– Вот посмотри, какая у меня фигура!
С этими словами Лиза ловко сдернула блузку и юбку, оставшись в бюстгальтере и трусиках.
– Вот посмотри, посмотри, – говорила она, снимая оставшиеся тряпочки.
Она стояла передо мной, смотря в лицо и улыбаясь. К моему удивлению, я совсем не чувствовал желания. Ночь с Таней еще была жива в моей памяти, и мне не хотелось портить это воспоминание.
– Лиза, прошу тебя, пожалуйста, оденься, не надо так себя унижать.
– Вот еще один учитель на мою голову, – громко сказала девушка, натягивая обратно свои тряпки. – Все учат, учат, хоть бы кто-нибудь помог!
И она заплакала.
– Лиза, ну что ты плачешь? Скоро у тебя будет профессия. Может, и не та, какую бы ты хотела, но ведь все в твоих руках. И если ты будешь упорна, то сможешь добиться многого. А сейчас давай лучше прогуляемся по набережной, я расскажу тебе о Ленинграде.
И мы с Лизой до одиннадцати часов гуляли по набережной на Стрелке Васильевского острова, смотрели в прозрачную воду Невы около сфинксов, где на глубине около двух метров сверкали монетки, брошенные на память.
Когда мы в легком сумраке начинающихся белых ночей, сквозь окно освещавших подъезд, подошли к дверям квартиры, Лиза тихо сказала:
– Спасибо, – и убежала к себе в комнату.
А я пошел спать.
* * *
Утром меня разбудила тетя Нина. Она пришла уставшая и, позавтракав со мной, легла в постель, сказав, что была тяжелая смена.
Я отправился по магазинам. К сожалению, только в двух городах Советского Союза в те времена можно было достаточно свободно купить различные деликатесы. Помнится, уже несколькими годами позже загадывалась загадка: «Длинная, зеленая, пахнет колбасой». Ответ: «Поезд из Питера». И я не мог упустить такой шанс – приехать домой с деликатесами из Ленинграда.
В первую очередь я направил свои стопы на Невский проспект в магазин «Восточные сладости», чтобы купить свою любимую косхалву. Затем мне непременно надо было побывать в Апраксином переулке, где под сенью колонн
Но самый классный поход был на огромную барахолку. Никогда ни до, ни после я не видел такой барахолки: она начиналась на углу Лиговского проспекта и Обводного канала и тянулась на сотни метров вдоль. Чего там только не было! Вот здесь было все разнообразие людских типажей. Фильмы, которые я смотрел впоследствии, лишь в малой степени отражают, что творилось там на самом деле. А теперешняя известная барахолка на «Удельной» не идет ни в какое сравнение с этим уникумом.
Но меня интересовало одно: рыболовные принадлежности для себя и моего отца. Все, что нужно, я быстро и дешево купил в ряду, где стояли специалисты по таким товарам. Тут можно ходить часами, рассматривая диковины, которые там продавались, но, к сожалению, у меня не было денег на все это. Да и карманники не дремали.
Купив все, что хотел, вернее, то, на что хватило моих скромных средств, я направился домой на Васильевский остров.
Вечером тетя проводила меня на поезд, где я, положив свой фибровый чемодан под голову, благополучно улегся на третью полку, чтобы не мешать пассажирам внизу играть в карты, и проспал всю ночь до приезда в Энск.
Дома меня не встречали фанфарами. Тетя уже успела прислать телеграмму обо всех моих приключениях. Мама почти сразу ушла на работу, бабушка отправилась в магазин, Лешка был в деревне у бабушки. Ну а я понес документы в приемную комиссию университета. Когда я вышел, посмотреть на меня сбежались все члены комиссии: всем было интересно, что это за вундеркинд появился в нашем городе. К моей радости, при сдаче документов никаких проблем не возникло, и, уточнив дату начала вступительных экзаменов, я отправился домой.
Когда я подошел к подъезду, приметил худенькую фигурку Ани Богдановой.
Ну все, попал.
Не говоря ни слова, Аня завела меня в подъезд и бросилась на шею. Она крепко прижималась ко мне и вымочила слезами всю мою рубашку. Сбивчиво, периодически всхлипывая, девочка говорила и говорила:
– Сережа, прости меня, пожалуйста, я тебя сильно обидела, я знаю! Я все рассказала бабушке: как мы с тобой целовались и что я тебе наговорила много плохих вещей, когда узнала, что ты уходишь из школы. Бабушка сказала, что я глупая девчонка, которая ничего не соображает, и что хоть она видела тебя всего один раз, но точно знает, что такой человек, как ты, никогда не сделал бы мне ничего плохого. Она посоветовала извиниться перед тобой.
Анины рыдания постепенно усиливались и уже переходили в истерические, несмотря на все мои попытки успокоить ее. В этот момент в подъезд зашла мама. Увидев происходящее, она гневно закричала:
– Сережа, что тут происходит? Зачем ты обидел Аню?
– Мама, я ничем ее не обидел. Это она пришла ко мне, чтобы извиниться за свое поведение. Я, собственно, не успел еще ничего сказать, а она уже вся в рыданиях.
Продолжая неодобрительно на меня смотреть, мама взяла Аню за руку и повела к нам. Когда мы зашли в квартиру, Аня с моей мамой и бабушкой скрылись в бабушкиной комнате. Через полчаса они вышли втроем, и Аню было не узнать: слезы высохли, волосы расчесаны и снова заплетены в косу. И она была в мамином халате, который ей, кстати сказать, очень шел.