Наживка для фотографа
Шрифт:
На ехидной Ленкиной мордашке даже веснушки покраснели от смеха. Она изо всех сил старалась сдерживаться, напустив непривычно серьезный вид. По чертикам в ее желто-чайных глазах Антон понял: Ленка приготовила «бомбу».
— В смысле? Почему оборотень? — не понял Антон.
— А в том смысле, что мой хлеб отбираешь. Да и «скандалистов» ты здорово обошел на повороте, «новостник» ты наш, затейник!
— Какой такой хлеб? — опешил Антон и окончательно проснулся. — Я не использую запрещенные приемы. О чем ты, Кузнечик?
Он уставился на Ленку непонимающими глазами и заметил, что девушка что-то прячет за спиной.
— Ну-ка, покажи! — потребовал он.
— Это ты должен был мне вначале показать снимки, чтобы не позорить гордое звание папарацци! — возмутилась Ленка. — Кто сейчас так снимает, Смирнов! Отстой! Эти карточки еще лет двадцать назад у тебя ни в одно приличное место не взяли бы. А сегодня, в эпоху цифровиков и фотошопов, они смотрятся просто кошмарно! Невооруженным взглядом видно, что их дорабатывали на компьютере. Хоть бы свою фамилию не ставил, не позорился!
— Какую фамилию? — искренне удивился Антон. Ленкин секрет начинал ему все меньше нравиться. Похоже, в их редакции завелись интриги покруче, чем в оркестрах. Он не раз слышал в юности, как оркестрантам подменяли партитуру, но чтобы фамилию под фотографиями подставили…
— Ну, знаешь… Я наивно думала, что между своими не должно быть вранья. — Ленка перестала улыбаться, глаза ее вдруг потемнели, превратясь из желто-рысьих в светло-кофейные. — Мы же не пиарим друг друга, а работаем в связке. Ладно, Тош, все равно ты не Машков, не Миронов и не Панин. Хорош придуриваться! — И Ленка, потеряв терпение, протянула парню смятую газетную полосу. — На, полюбуйся, снимала несчастный!
С газетной полосы на Антона смотрела… Леля.
Антон снял очки. Достал носовой платок, протер сначала стекла, а потом лоб, внезапно ставший влажным. Не может быть! Ерунда какая-то! Чушь собачья. Откуда у них фотография Лели? Тем более — такая…
Девушка лежала, вольготно раскинувшись на смятых простынях, и загадочно улыбалась. Она была обнаженной и прекрасной. Антону показалось — не хуже, чем знаменитые красавицы — Венера, Даная или Оливия, запечатленные на полотнах великими мастерами. Леля была слишком хороша для этой гнусной желтой газетенки. Антон прочитал подпись под снимком и обомлел.
«Звезды в неожиданном ракурсе. Известная молодая пианистка Ольга Рябинина». Ни фига себе цинизм! Эти желтые газетенки уже и за классических музыкантов взялись. Ну да, остренького захотелось, на контрасте, так сказать, поработать. Мол, небожительницам тоже не чужды земные радости. И тут его взгляд упал на подпись под снимком: «Фото Антона Смирнова».
— Это не я, — прошептал Антон, и на шее у него вздулась синяя жилка, а на щеках заиграли желваки.
— Ты опять за старое? — удивилась Ленка. — Ну ладно, Тош, игра затянулась, как диета Аллы Матвеевны, мне уже не смешно.
— Слушай меня внимательно. — Лицо Антона вдруг сделалось чрезвычайно серьезным, а насупленные брови сдвинулись к носу… Смирнов надел очки и в упор посмотрел на Ленку. — Я никогда, слышишь, никогда в жизни не напечатал бы ничего подобного без Лелиного разрешения. Эта девушка слишком дорога мне. Понимаешь, Кузнечик, меня кто-то подставил. Самое страшное, что Леля, скорее всего, поверит в то, что это моих рук дело. И никогда не простит. Уж я-то ее знаю.
— Да ладно, простит, не парься. Что с вас, кобелей, взять, — комично копируя продавщиц на рынке, затараторила Ленка и внезапно осеклась… — Я бы, Тош, наверное, тоже не простила. Разве можно простить предательство? Особенно когда тебя используют. Впрочем, сейчас речь не обо мне. Кто же этот… — Ленка на глазах подобралась, ее симпатичное личико заострилось, веснушки слились в какие-то тигриные полоски, а желтоватые глаза жестко сузились. В девчонке проснулся врожденный репортерский инстинкт, инстинкт охотницы. А еще — любительницы головоломок, перевертышей и скандальных разоблачений. — Кто же этот гад? Тут одно из двух, Тош. Только ты, ради бога, не лезь в бутылку и не обижайся. Либо твоя небесная королева спит с кем-то кроме тебя и этот «кто-то» не имеет совести, зато имеет доступ к желтой прессе, либо… впрочем, второе «либо» я пока не додумала, — сказала она растерянно.
— Либо ее сфотографировал не любовник, а некто, подловивший ничего не подозревавшую Лелю в номере, например на гастролях, — предположил Антон.
— Что ж, если ты даешь добро, я, пожалуй, этим займусь, — предложила Ленка равнодушным голосом. — Ты же знаешь, журналистское расследование — мой конек.
— Нет, Кузнечик, что-то ты чересчур легка на ногу, — грустно вздохнул Антон и невольно скосил глаза на стройные ножки подруги по цеху, затянутые в узкие джинсы и упакованные в кроссовки. — Для начала я должен сам все выяснить у Лели.
— Эх, Антон, Антон! Так она тебе и скажет правду! Я, например, ни за что не призналась бы в измене, даже если бы меня поджаривали на медленном огне! — выпалила Ленка.
— Погоди, Кузнечик, раскаленные сковородки нас ждут чуть позже — на том свете! Боюсь, в рай журналюг не пускают. Разве что ведущих телеканала «Культура». — Антон попытался улыбнуться, однако улыбка у него вышла какой-то жалкой и неискренней.
— Ну что ж, когда понадоблюсь, свистни, а пока — пока! Опаздываю на съемку, — с деланым равнодушием сказала Ленка и ехидно добавила: — Кстати, газетку дарю на память. — Всучив оторопевшему Антону «Скандальную газету», чумовая девчонка резко развернулась и помчалась по коридору…
Когда Антон впервые появился в их доме, сестры Рябинины уже не помнили. Казалось, он был здесь всегда. Как поцарапанный кабинетный рояль в углу гостиной, под которым девочки когда-то играли и укладывали спать кукол. Как мамин портрет над ним. Или как могучий тополь за окном. В седьмом классе Лиза притащила щенка. Она всегда тянула в дом разную живность, что вызывало неизменные скандалы с сестрой. Вот и в этот раз Леля вспылила:
— Мне надо заниматься по три часа в день, а этот Лизкин зоопарк не дает сосредоточиться. Вы, родители, наконец определитесь, что важнее: ее капризы или моя музыкальная карьера.
Родители молча переглянулись, вышли из комнаты, и щенок понял, что остается. На радостях он сделал лужу.
Лиза нежно прижимала малыша к себе. Всего несколько минут назад белый дрожащий комочек с трогательным рыжим пятном на ухе ей передал на лестнице Антон. Парень отказался заходить в квартиру, чтобы избежать объяснения с родителями девушек. А главное — избежать объяснения с Лелей. И Лиза, спрятав малыша под пальто, появилась дома как ни в чем не бывало. Расстаться с подарком Антона ее не заставили бы никакие сокровища мира. На Тошку (щенка, конечно, она назвала в честь Антона, хотя ни за какие блага мира не призналась бы в этом) Лиза перенесла всю свою детскую любовь к приятелю старшей сестры. И щенок, хитрюга, отлично понял, кто теперь его хозяйка. С тех пор он слушался только младшую Рябинину, а на прогулках защищал ее так отчаянно, что Лизе впоследствии даже пришлось пройти с ним курс дрессировки.