Нажмите 'ВВОД'
Шрифт:
– Так тебе будет лучше, Виктор? – спросила она.
– Что ты имеешь в виду? Я хорошо себя чувствую.
– Неправда. И я чувствую себя скверно. Мне больно делать то, что я делаю, но я должна. Ты не принесешь мне еще один мешок?
Я притащил мешок, затем помог ей снять с полок следующую порцию кассет и дисков.
– Ты собираешься все стереть?
– Не все. Я стираю досье Клюга и… кое-что еще.
– Ты не хочешь говорить мне, что именно?
– Есть вещи, которые лучше не знать, – мрачно ответила она.
В конце концов за ужином я убедил ее рассказать мне, в чем дело.
– Это страшно, – сказала она. – За последнее время я побывала во многих запретных местах. Клюг туда попадал по первому желанию, и мне до сих пор страшно. Грязные места. Там знают кое-какие вещи, про которые, как мне казалось раньше, я тоже хотела бы узнать.
Она вздрогнула, не решаясь продолжить.
– Ты имеешь в виду военные компьютеры? ЦРУ?
– С ЦРУ все началось. К ним попасть легче всего. Потом я забралась в компьютеры системы NORAD – это те парни, которые должны вести следующую мировую войну. И от того, с какой легкостью Клюг к ним забирался, у меня волосы дыбом встали. Просто ради практики он разработал методику начала Третьей мировой войны. Запись хранилась на одном из тех дисков, что мы уже стерли. А последние два дня я ходила на цыпочках вокруг действительно серьезных заведений. Разведывательное управление министерства обороны и NSA, Управление национальной безопасности. Каждое из них больше, чем ЦРУ. И меня там засекли. Какая-то сторожевая программа. Как только я поняла это, тут же дала ходу и пять часов подряд занималась тем, что заметала следы. Убедилась, что меня не отследили, и решила все уничтожить.
– Ты думаешь, Клюга убили они?
– Они на эту роль подходил лучше всего. Клюг держал у себя кучу их информации. Он помогал проектировать компьютерные комплексы в NSA и потом долгие годы шарил по их машинам. Тут достаточно одного неверного шага…
– Но ты все сделала как нужно? Ты уверена?
– Меня не отследили, это точно, но я не уверена, что уничтожила все записи. Пойду взгляну еще раз.
– Я с тобой.
Мы закончили после полуночи. Лиза просматривала диск или пленку, и если у нее возникало сомнение, передавала ее мне, а я обрабатывал магнитом. Один раз Лиза взяла магнит и провела им перед целой полкой с записями.
Меня охватило поразительное чувство. Одним движением руки она превратила в хаос миллиарды битов информации. Возможно, такой информации не было больше нигде. И у меня возникли сомнения. Имела ли она право делать это? Разве знания существуют не для всех? Но, должен признаться, сомнения мучили меня недолго. Старый консерватор во мне с легкостью соглашался, что есть Вещи, Которые Нам Лучше Не Знать.
Нам оставалось совсем немного, когда экран дисплея вдруг начал барахлить. Что-то несколько раз щелкнуло и зашипело. Лиза отскочила назад. Потом экран замигал. Мне показалось, что там появляется изображение. Что-то трехмерное. И уже почти уловив, что это, я случайно взглянул на Лизу. Она смотрела на меня, лицо ее освещалось пульсирующими вспышками света. Она подошла ко мне и закрыла ладонью мои глаза.
– Виктор, тебе не надо смотреть.
– Все в порядке, – сказал я, и, пока я говорил, все действительно было в порядке, но как только слова были произнесены, я почувствовал, что это не так. Это было последнее мое воспоминание за очень долгий срок.
Врачи сказали, что две недели я был на грани. Помню очень мало, потому что мне постоянно вводили большие дозы лекарств, а после коротких периодов просветления снова начинались приступы.
Первое, что я запомнил – лицо склонившегося надо мной доктора Стюарта. Я лежал на больничной койке. Позже я узнал, что нахожусь не в госпитале для ветеранов, а в частной клинике. Лиза уплатила за отдельную палату.
Стюарт задавал обычные вопросы, я отвечал, хотя чувствовал себя очень уставшим. Потом Стюарт ответил на несколько моих вопросов, и я узнал, как долго пробыл в больнице и что произошло.
– У вас начались непрерывные приступы. Честно говоря, не знаю почему. Уже лет десять такого не было, и мне казалось, что все опасности позади.
– Значит, Лиза доставила меня сюда вовремя…
– Более того… Сначала она, правда, не хотела мне рассказывать… После того первого приступа она прочла все, что смогла найти на эту тему, и всегда держала под рукой шприц и раствор «Валиума». Увидев, что вы задыхаетесь, она ввела вам сто миллиграммов, чем и спасла вашу жизнь.
Мы с доктором Стюартом знакомы давно, он знал, что у меня нет рецепта на «Валиум». Мы говорили на эту тему, когда я последний раз лежал в больнице. Но, поскольку я жил один, сделать мне укол все равно некому.
Впрочем, доктора гораздо больше интересовал результат: я все-таки остался в живых.
В тот день он не допустил ко мне посетителей. Я запротестовал, но вскоре уснул. Лиза пришла на следующий день. На ней была новая майка с изображением робота в мантии и академической шапочке. Надпись на майке гласила: «Выпуск 11111000000 года». Оказалось, что это 1984 в двоичном исчислении.
– Привет, – улыбнулась Лиза и села на кровать. Меня вдруг начало трясти. Она посмотрела на меня встревоженно и спросила, не позвать ли врача.
– Не надо, – сказал я с трудом. – Просто обними меня.
Она сбросила туфли, забралась ко мне под одеяло и крепко обняла. Через какое-то время вошла медсестра и попыталась ее прогнать. Лиза выдала ей серию вьетнамских, китайских и английских ругательств, после чего медсестра исчезла. Позже я заметил, как в палату заглядывал доктор Стюарт.
Я почувствовал себя намного лучше и наконец унял слезы. Лиза тоже вытерла глаза.
– Я приходила сюда каждый день, – сказала она. – Ты выглядел ужасно, Виктор.
– Но я чувствую себя гораздо лучше.
– Сейчас ты и выглядишь приличнее. Но врач сказал, что на всякий случай тебе надо побыть тут еще пару дней.
– Наверное, он прав.
– Я приготовлю большой обед, когда ты вернешься. Может быть, стоит пригласить соседей.
Я долго молчал. Мы очень о многом еще не задумывались. Сколько это будет продолжаться между нами? Как скоро я начну заводиться от собственной бесполезности? Когда ей надоест жить со стариком? Я даже не заметил, с каких пор начал думать о Лизе как о неотъемлемой части своей жизни.
– Тебя так тянет провести годы у постели умирающего?
– Чего ты хочешь, Виктор? Я выйду за тебя замуж, если так нужно. Или буду жить с тобой в грехе. Предпочитаю грех, но если тебе будет лучше…
– Не понимаю, зачем тебе старый эпилептик.
– Затем, что я тебя люблю.
Она произнесла эти слова в первый раз. Я мог бы задать ей еще несколько вопросов – вспомнить, например, майора, – но у меня пропало желание. И я переменил тему.
– Ты закончила работу?
Лиза поняла, о какой работе я говорю. Она наклонилась к моему уху и тихо сказала: