Назидательные новеллы
Шрифт:
Все слушавшие цыганочку пришли в восторг от ее ума и ее острых слов.
— Читайте же, сеньор, — сказала она, — да погромче; посмотрим, так ли умен этот поэт, как щедр.
И кавальеро прочел следующее:
С красотою несравненнойВсе сравненья будут тщетны:Словно камень самоцветный,Ты зовешься Драгоценной. [27] Этой мысли справедливостьНа тебе узнать могли мы:Никогда неразлучимыКрасота и горделивость.Если ты казнить решиласьНас надменностью своею,Я поистине жалеюВек, в который ты родилась.Ведь а тебе растет, хитана,Василиск, разящий взором,Нежный властелин, в которомМы предчувствуем тирана.Как27
Ты зовешься Драгоценной. — Preciosa — по-испански значит «драгоценная», «прелестная».
— Бедный стоит в последнем стихе, — сказала на это Пресьоса: — плохой признак! Влюбленные никогда не должны говорить о своей бедности, потому что в начале любви бедность, сдается мне, — большой порок.
— Кто тебя учит всему этому, милочка? — раздался голос.
— А кто же меня должен учить? — возразила Пресьоса. — Разве в теле моем нет души? Или мне не пятнадцать лет? Я ведь не сухорукая, не кривобокая и не повреждена в разуме! Цыганский ум работает совсем иначе, чем у всех остальных людей: всегда он зрелее своих лет; цыган дураком не бывает, не найдется и цыганки простофили; для того чтобы заработать себе на хлеб, нужно быть острым, хитрым и плутоватым, — вот они и пускают в ход смекалку на каждом шагу, не позволяя ей лежать под спудом… Посмотрите на девушек, моих товарок: они молчат и кажутся дурочками; а ну-ка, доложите им палец в рот да пощупайте, где у них зуб мудрости, так и увидите, что они такое! Нет! У нас любая двенадцатилетняя девочка стоит иной двадцатипятилетней, потому что учитель их и наставник — дьявол и сама жизнь, которая в один час научает тому, чему нужно целый год учиться!
Словами своими цыганочка произвела впечатление на всех слушающих, так что магарыч ей дали не только те, кто играл, но даже и не игравшие.
Схватила жадная старуха тридцать реалов и, просияв и возликовав, точно светлое христово воскресенье, соврала своих овечек и направилась в дом сеньора пристава, уговорившись, что на следующий день вернется со своей ватагой позабавить столь щедрых господ.
Донья Клара, жена пристава, уже была предупреждена, что цыганки собираются к ней на дом, а потому поджидала их словно майского дождика, и не только она, но и ее девушки и дуэньи, а также челядь другой сеньоры, ее соседки; все сбежались посмотреть на Пресьосу. И едва только вошли цыганки, как Пресьоса засияла среди них, словно свет факела среди других малых огней; все подбежали к ней: одни ее обнимали, другие рассматривали, те превозносили, эти хвалили. Донья Клара приговаривала:
— Вот это, можно сказать, действительно золотые волосы! Вот это так изумрудные глазки!
Соседка же разбирала всю ее по кусочкам и подробно разглядывала каждую ее частичку и связочку. И, начав хвалить маленькую ямку на подбородке у Пресьосы, сказала:
— Ну и ямочка! Об эту ямку споткнется всякий, кто на нее взглянет!
Услышал это лакей доньи Клары, стоявший тут же, человек старый и с большой бородой, и сказал:
— Ваша милость сеньора называет это ямочкой? Ну так или я в ямках ничего не смыслю, или же это не ямка, а просто-таки могила живых желаний! Такая, ей-богу, славненькая эта цыганочка, что, будь она серебряная или из пряника, она не могла бы быть краше!.. Умеешь ворожить, малютка?
— Знаю три или четыре способа, — ответила Пресьоса.
— Ах, ты еще и гадалка? — сказала донья Клара. — Ну, так клянусь жизнью моего благоверного, ты мне погадаешь! Ах ты, золотая моя девушка! Ах ты, серебряная! Ах ты, жемчужная! Ах ты, рубиновая! Ах ты, небесная — лучше я уже и сказать не сумею.
— Вот, дайте ей ладонь да еще дайте, чем сделать крест, — сказала старуха, — тогда увидите, что она вам расскажет; знает она побольше, чем иной доктор медицины!
Опустила жена пристава руку в кошель и увидела, что не было у нее ни бланки [28] . Она попросила куарто у девушек, — и ни у одной не нашлось; не было ничего и у соседки. Увидев это, Пресьоса сказала:
28
Бланка —
— Что до крестов, все кресты, конечно, хороши, но золотой или серебряный куда лучше; а если сделать крест на ладони медной монетой, то имейте в виду, что это портит удачу… мою по крайней мере; а потому мне бы хотелось сделать первый крест золотым эскудо или хотя бы осьмерным, или в крайнем случае четверным реалом; я ведь все равно, что ризничий; когда есть хорошие приношения, бываю радехонька!
— Остра ты, девушка, бог с тобою! — сказала соседка.
И, повернувшись к лакею, сказала:
— А у вас, сеньор Контрерас, не найдется под рукой четверного реала? Одолжите мне; когда придет доктор, мой муж, я вам отдам.
— Да, есть, — ответил Контрерас, — да только он у меня заложен за двадцать два мараведиса, которые я заплатил вчера вечером за обед, — одолжите мне их, так я мигом за ним слетаю.
— У нас у всех нет ни одного куарто, — заметила донья Клара, — а вы просите двадцать два мараведиса! Что вы, в самом деле, Контрерас, какой вы всегда дерзкий!
Одна из присутствовавших девушек, видя такой неурожай в доме, сказала Пресьосе:
— Скажи, малютка, а ничего, если сделать крест серебряным наперстком?
— Напротив, — ответила Пресьоса, — самые лучшие кресты делаются серебряными наперстками, если только их много.
— У меня всего-навсего один, — ответила служанка, — если его довольно, — вот он, но с уговором, что ты мне тоже погадаешь.
— За один наперсток стольким гадать? — вставила старуха цыганка. — Кончай скорей, внучка, уже становится поздно.
Взяла Пресьоса напересток и руку жены пристава и заговорила:
Ты красотка, ты красотка,Ты серебряные лапки,Муж тебя нежнее любит,Чем властитель Альпухарры. [29] Ты смиреннее голубки,Хоть порой приходишь в яростьКак оранская тигрицаИли львица из Оканьи.Но едва взглянуть успеешь, —И прошла твоя досада,И опять ты, как овечка,Или как миндальный сахар.Споришь много; ешь ты мало;И ревнива сплошь да рядом;Потому что пристав — ветрен,Часто посох прислоняет.Ты была еще девицей,Одному мила красавцу;Пусть неладны будут люди,Разрушающие счастье!Если б приняла ты постриг,Ты б игуменьей уж стала;У тебя для черной бабкиНа ладони линий двадцать.Говорить бы не хотелось;Все равно, скажу, пожалуй;Овдовеешь ты, и дважды;Оба раза выйдешь замуж.Ты не плачь, моя сеньора;Не всегда же ведь цыганкамКак евангелию верить;Перестань же, полно плакать.Так как суждено, чтоб приставПережил тебя, то значит,Нечего и сокрушатьсяО вдовстве, тебе грозящем.Скоро ждет тебя наследствоКрупное, и очень даже;Будет сын у вас, каноник;Хоть собор не обозначен;Только вряд ли что Толедский.Будет дочка-светлоглазка;Если примет постриженье,Настоятельницей станет.Если муж твой в этот месяцНе скончается внезапно,Будет он коррехидоромВ Бургосе иль в Саламанке.У тебя еще есть прелесть —Родинка, что месяц ясный;Он незримые долиныАнтиподам озаряет.Чтоб ее увидеть, дал быИ слепец четыре бланки.Вот, теперь ты улыбнулась;Ну, и прелесть же ты, право!Будь внимательна, не падай,И в особенности навзничь;Это может быть опаснымДля такой почтенной дамы.Много есть еще сказать мне:Хочешь — в пятницу узнаешь;Кое-что приятно будет,А иное неприятно.29
Чем властитель Альпухарры. — Властитель Альпухарры — вождь испанских мавров, организовавших при Филиппе II восстание в Альпухаррских горах (южная часть Сьерры Невады). Избранный королем под именем Абен-Умейя, он стал вести изнеженный и распущенный образ жизни, прославился своими любовными похождениями, воспетыми многочисленными испанскими поэтами, затем взят в плен и повешен (1568).
Пресьоса кончила гадание, и у присутствующих разгорелось желание узнать свою судьбу. Все стали просить ее погадать, но она отложила это до будущей пятницы, причем все пообещали, что у них будут серебряные реалы для делания крестов. В эту минуту вошел сам пристав, которому уже рассказали чудеса про гадалку. Он заставил цыганок немного потанцевать и признал истинными и заслуженными похвалы, расточаемые Пресьосе. Затем он опустил руку в кошель с видом человека, желающего подарить деньги, и хоть он его и обшарил, и встряхнул несколько раз, и поскреб, а все-таки вынул пустую руку и сказал: