Назову своей
Шрифт:
Хлопнула задняя дверь, выскочила на улицу Александра, протопала к памятной доске, внимательно, судя по времени, раз двадцать прочитала пару строчек, принялась разглядывать облупившиеся наличники.
Не хочет оставаться наедине с Игнатом? Ах, да… Неловко вышло накануне, но не набросится же он на несчастную обладательницу красных, скрипящих шлёпок, прямо в машине Фёдора. Вообще не набросится. Зачем? Детский сад насупившийся.
Чтобы чем-то заняться, а не разглядывать торчавшую, как бельмо на глазу, на пустынном тротуаре попутчицу, залез в телефон. Быстрый поиск показал, что в городке есть
Снова глянул на мнущуюся у памятной доски Шуру в красных шлёпках. Стоит, пялится на буквы, словно там отгадка на главный вопрос мироздания написана или пароль от единственного в округе вайфая. Что прикажите делать с этой матрёшкой? Такое впечатление, что Игнат младенцев живьём на её глазах ел, котят под колеса поезда швырял, а не с женщиной целовался.
Игнат уже собирался выйти из машины, но благо, на улице появился Фёдор, глянул хмуро по сторонам, позвал жестом Шуру, устроился за рулём. Спешащая по своим делам дамочка с ребёнком в коляске, посторонилась от Фёдора, бросила недовольный взгляд на Шуру, поспешила дальше.
– Куда сначала? – спросил Фёдор у Шуры, когда та устроилась.
– Здесь почта рядом, на соседней улице, – ответила, покосившись на пакеты с коробочками, Шура.
– Посылки отправлять будете? – решился заговорить Игнат: пусть девчонка убедится, что клыков у него нет.
Это были первые произнесённые им слова после формального приветствия, после того, как Фёдор представил их друг другу на лесной дороге.
– Да, – коротко ответила Шура.
Чудо-то какое красноречивое, заслушаешься!
– Александра у нас известная рукодельница, – пояснил Фёдор.
– Что делаете? – продолжил диалог Игнат.
– Ободки, серьги, броши. Всё, что закажут, – вполне бойко прочирикала известная рукодельница, мазнула взглядом Игната и предложила: – Могу показать.
– С радостью посмотрю, – кивнул Игнат, состроив заинтересованное лицо.
Серьги, броши – понятно, а ободки – это на голову или на пояс? Посмотрит, похвалит, может, перестанет бедняжка дёргаться при виде грешника Игната, вздумавшего блудом средь бела дня не с законной супругой заниматься.
Оказалось, на голову, вроде как красиво, Игнат в этом мало смыслил. Расшитые бисером, бусинами, разных размеров и цветов изделия выглядели… трудоёмко. Много блестяшек, стекляруса, пайеток – кто бы подсказал, как эти сверкающие штучки называются, – попробуй-ка расшей, чтобы аккуратно, подходило по цвету, фактуре, смотрелось красиво. Труд, требующий огромного терпения.
– Очень красиво, – искренне похвалил Игнат. – Через интернет продаёте?
– Да, у меня страничка в инстаграм, Лёша таплинк настроил, рекламу запустил. Заказы пошли, – довольно отчиталась Александра.
– Какой Алексей, мой? – Фёдор обернулся, посмотрел в упор на притихшую в одно мгновение Шуру. – Вы общаетесь?
– Да, то есть, нет! То есть…
– Если обидит Алексей, сразу ко мне иди, не стесняйся, – твёрдо заявил Фёдор. – Поняла меня?
– Поняла, – перепугано выдохнула Шура.
Игнат посчитал за лучшее «не услышать», уставился демонстративно в телефон. Выходит, у Калугиных две свадьбы летом будет? Здесь нельзя молодым ради удовлетворения естественного интереса повстречаться и разойтись. За пределами общины поступай, как хочешь. В Кандалах же подобное не дозволяется, если хочешь ладить с людьми, а главное, с родителями.
После почтового отделения, где пришлось ждать не меньше часа, отправились в “Озон”. Из пункта выдачи Шура выбралась, увешанная пакетами, как новогодняя ёлка. Фёдор споро помог устроить сокровища на заднем сидении, Игнат снова проигнорировал, в этот раз сознательно. Девочка того и гляди в семью войдёт, а он помимо воли на ноги её загорелые, икры скульптурные пялится. Самому противно! А если Фёдор увидит – голову до щелчка повернёт, на епитимьи от наставника надеяться не станет.
Остался один адрес, по нему и отправились, забрали две большие коробки книг. Шура счастливо пробежалась по корешкам, погладила страницы двух случайно вытащенных томиков, благоговейно поставила обратно.
– Я в библиотеке работаю, – глянула она на Игната. – Фонд последний раз пополнялся пятнадцать лет назад. Дети приходят, а ничего нового нет.
– О, хорошо, – не нашёлся с ответом Игнат.
Хорошо же, что детям в Кандалах появилось, что читать? Хорошо. Фёдор, например, Маше книжки и учебники скачивает, интернет ей доступен под родительским контролем, причём в самом прямом смысле, с мамой за спиной. Вайфай запаролен, мобильный интернет самостоятельно – под строжайшим запретом, как и телевизор. Многим же до поры запрещают, даже с родительским присмотром, и электронные книги, и телевизор. От набожности, крепости веры зависит.
Не фигура речи, не преувеличение ради красного словца, отец запретил – дети обсуждать не станут, выполнят волю. Воспитание. Понимание мироустройства. Традиции. Игнату, несмотря на происхождение, дико, а для них – норма.
Жёлтая Нива стояла, где оставили. Колесо заменено на запаску, ключи мирно лежали на переднем сидении. Никому полуразвалившееся приметное ведро не нужно. Дорога одна-единственная, ведёт только в Кандалы и парочку прилегающих деревенек, где доживали свой век древние старики.
Жители со спины друг друга узнают, котов, гусей примечают, что говорить про автомобиль, который, несмотря на отдалённость села, так и остался роскошью, а не средством передвижения. Своровать машину и не попасться в местности, где любого пса по лаю узнают, затея нереальная. Да и грех, берущий корни в сребролюбии – не шутки.
Перенесли приобретения Шуры в Ниву, посмотрели, как разлажено завёлся мотор, громыхнула подвеска, скрипнуло всё, что только может скрипеть в проржавевшем куске железа, которым лихо управляла девушка в скрипучих шлёпках. Игната передёрнуло от мысли, что худые девичьи руки проворачивают рулевое колесо без намёка на усилитель, а дно «машины» того и гляди вывалится вместе с мотором и водителем.