Не Агата Кристи
Шрифт:
– Продуктов и воды нам хватит на шестьдесят дней. – в голосе лейтенанта Олега Назарова не было слышно ноток отчаяния, или напряжения, но он понимал, что все люди, сидящие сейчас напротив него в тесной кабине спасательного модуля прекрасно ощущают, что он нервничает. Поскольку и сами наверняка испытывают растерянность, страх и отчаяние, – И кислорода у нас на три месяца. Но проблема не в этом.
Лейтенант замолчал, обведя всех суровым взором из-под кустистых бровей. В тесном пространстве единственной каюты, а, вернее, жилого отсека спасательного модуля, похожем, скорее, на маленький кусок салона древнего
Назаров заметил, что, очевидно, лучше всех понимая, что начальство ждёт «наводящих» вопросов, самый опытный член экипажа, трюмный старшина Диего Санчес, решил задать их – глаза старшины расширились, и рот приоткрылся. Да, всё верно – от кого же лейтенанту ожидать поддержки, как не от своих. Профессиональных космонавтов. Поскольку от штатского состава спасшихся с «Дональда Трампа» помощи даже в этом ждать явно не стоило.
Они не пытались помочь и когда происходила эвакуация, и позже никак не помогали работе членов экипажа. И сейчас сидят молча. Ни во что не вмешиваются. И только моргают.
Да, собственно, и как бы они могли помочь?!..
Они же – не специалисты по вождению, ремонту, и эксплуатации космических кораблей. Вон они: замерли в напряжённых позах, переглядываются, хмурясь, стискивая челюсти, или грызя губы: пятеро обычных рабочих буровой платформы, сменившихся с полугодичной вахты, да два точно таких же сменных учёных-зоолога, изучавших биосферу чёртова Ареса по программе от какого-то там государственного Университета. Выделившего на это дело очень даже приличный грант. Настолько приличный, что учёные решились на полгода отрешиться от благ цивилизации…
– Вы позволите, командир, сэр? – Санчес, заметив, как командир кивнул ему, опустил руку, и встал сам.
Слова трюмный старшина старался выговаривать чётко. Потому что из-за выбитых в прошлом году в драке в баре Немезиды зубов никак не мог привыкнуть к новой челюсти, и знал, что говорит не всегда разборчиво. Особенно волнуясь. А сейчас он, вероятно, готов был буквально на стену лезть от этого самого, мягко говоря, волнения. Поскольку уже хотя бы примерно представлял, о чём идёт речь:
– Вы уже что-то говорили про позитронную эмиссию. Но к моему великому сожалению я не физик. И не совсем понимаю, что это такое, и чем может нам грозить.
– Да. – Назаров кивнул, секунду помолчав. Он сильно жалел, что штатный командир этого спасательного модуля, первый помощник капитана Дэвид Лэмпард, не успел добраться до спасательного кораблика. А следующим по старшинству был он, по сути, обычный завхоз. А ещё Назаров подумал, что в сорок лет уже можно бы привыкнуть к начальственной должности. И к тому, что на нём всегда лежит ответственность не только за продукты, запчасти и комплектующие, но и за жизни подчинённых.
Но всё никак не привыкалось оно, и в таких вот критических случаях он особо остро ощущал всю степень своей беспомощности, и недостаток
В руководстве.
– Поясню. Как бы это попроще… Нейтринно-позитронная эмиссия – это то, что происходит с железом или сталью, когда их какое-то время облучали мощным излучением соответствующего типа. Например, от нейтринной звезды. Вот только наш модуль облучала не звезда, а вспышка от взрыва «Дональда Трампа». Это новое горючее, конечно, и экономично и эффективно. Но! При неуправляемом взрыве девяносто процентов энергии оно излучает в виде светового, нейтринного, и позитронного импульса. И он был… э-э… чрезвычайно мощным, хоть и кратковременным. Просто мы находились ещё слишком близко. Реакция началась.
Вот вкратце её суть: под действием как раз такого излучения из атомной решётки железа выбиваются, утрачивая стабильные в обычных условиях связи, атомы этой самой стали. А оставшаяся кристаллическая решётка приобретает… Хм. Словом, она становится похожа на кусок льда, на который с одной его стороны всё время льют кипяток.
То есть – разрыхляется. И разрушается. Реакция эта, хоть и достаточно медленная, но – самоподдерживающаяся. И с помощью имеющихся в нашем распоряжении приборов и средств ни остановить её, ни обратить вспять, невозможно.
И поскольку корпус нашего модуля состоит практически из одной стали, и в кормовой части верхний её слой облучён и уже отслаивается и отваливается, у нас есть примерно десять дней на то, чтоб долететь до какой-нибудь пригодной для нашего обитания планеты… Или хотя бы до корабля, который спас бы нас! Времени нам осталось очень мало. Через каких-то десять-одиннадцать дней воздух из кабины начнёт весьма быстро, капельками и струйками, а потом и Ниагарским водопадом, утекать. Через дырочки, а затем и дырищи того решета, в которое превратится кормовая несущая переборка нашего кораблика!
– И что там с этим, сэр? – это спросил Энди Галопан, двадцатипятилетний парень, младший техник по обслуживанию водопроводной системы транспортного корабля третьего класса, в который переделали после списания из состава Флота гордый когда-то эсминец «Дональд Трамп», – В-смысле, с планетами и кораблями?
– А ничего, капрал. И хотя я думаю, что Бэкхем всё же успел послать СОС, вряд ли кто его услышал. Поскольку сделал он это, скорее всего, уже после выхода нашего корабля из подпространства. И даже если б он успел сделать это ещё в подпространстве, едва ли кто этот СОС поймает и идентифицирует – особенно после вспышки чёртового реактора: широкополосное излучение взрыва забивает весь диапазон частот. А в обычном пространстве радиосигнал будет идти долго. Очень долго. До ближайшей населённой планеты – тринадцать световых лет. До оживлённой трассы – два световых месяца.
Разумеется, выждав час, чтоб с гарантией утихла электронная буря в эфире, мы послали и свой СОС. И посылаем его каждый час.
Но передатчик модуля маломощный. Да и наружную антенну тоже сорвало взрывом. И наш сигнал сейчас транслируют только обрывки кабелей, подводивших сигналы к антенне. И никаких шансов, что нас услышат те, кто находится дальше, чем в паре световых недель, нет. Но даже и туда наш сигнал дойдёт слишком поздно.
Так что рассчитывать приходится только на свои возможности и силы. Но!