Не ангел хранитель
Шрифт:
С отчаянием закрываю глаза. Папа там, наверное, уже весь город перевернул!
Поправляю причёску, спускаюсь. В кармане своего плаща отыскиваю крошечный флакончик французских духов. На волосы… за ушком… и на запястья.
Открываю дверь… И босиком делаю шаг на крыльцо, глядя в глаза замершей Таре. До неё метров восемь. Сердце истошно бухает в груди… Но папе сейчас, наверное, страшнее.
Глава 19 — По-другому (Беркут)
Глядя в небо и на верхушки
Но я же не тронул.
Но дёрнулся же!.. Не понимаю, как это вышло. Явно мимо моей воли.
Гамак покачивается, пальцы свисающей руки скользят по сосновым веткам. Подхватываю одну. С раздражением ломаю, сжимая кулак.
Надо пойти к Нике…
А толку? Просто молча пялиться на неё как идиот и пугать ещё сильнее?
Дверь открывается. От неожиданности я приподнимаюсь. Ника нерешительно и испуганно застывает на деревянном пороге, не сводя глаз с Тары. Решилась выйти?!
Останавливаюсь взглядом на её босых розовых пальчиках. И как верный пёс, ещё даже не успев сообразить, зачем, оказываюсь рядом с ней. Прикоснуться хочется так, что темнеет в глазах. И я нахожу оправдание и повод. Мгновенно.
Замёрзнет босая…
Стараясь не напугать ещё сильнее и не оттолкнуть слишком резкими действиями, прикасаюсь ладонью к её спине. И, наклонившись, подхватываю её под колени, поднимая как пушинку на руки.
— Саша!.. — вцепляется в мои плечи.
Саша… Она так мягко произносит моё имя, что мне хочется почувствовать это тактильно. Вот чтобы губы в губы… поймать её выдох… не дать договорить… погасить все звуки поцелуем. Её губы так близко… Это пиздец, какое испытание! Я чувствую кожей её дыхание. А ещё кружащий голову запах…
Держу её на руках, забыв, что хотел вообще… Перед глазами всё расплывается.
Беркут! Очнись. Ты не во сне.
А… да. Несу её на гамак, чувствуя, как с каждым шагом она всё сильнее сжимается и каменеет в моих руках. Губы вжимаются в моё плечо. Зажмуривается… Инстинктивно крепче прижимаю к себе. Всё хорошо!
Тара благо не рычит, не лает. Но в стойку на всякий случай подскочила.
Бережно опускаю Нику на гамак. Она дрожит, закрывает руками лицо, чуть слышно жалобно постанывая. Успокаивающе глажу по влажным волосам. Надеваю на неё капюшон.
Тара тревожно поскуливает, ловя мой взгляд. Забираю с чашки кусок мяса и иду к ней, скармливаю ей с рук, которые пахнут Никой. Глажу после того как съедает. Успокаиваясь, собака снова ложится.
Достаю из машины туфельки. Присаживаюсь у гамака. Грею её изящную мягкую ступню в ладонях. Надеваю туфельку. То же самое проделываю со второй.
Оттягиваю от её лица руки. Губы белые, взгляд застывший.
Рисую на ледяной ладошке несколько букв. Она заторможенно опускает взгляд. Повторяю: «Т.ы.м.о.л.о.д.е.ц.»
— Нет, я не молодец… — срывающимся голосом. Тревожно косится на Тару, часто втягивая воздух через нос.
Коснувшись подбородка, разворачиваю её лицо к себе.
Давай, смотри на меня, а не туда.
Сжимаю её кисти, касаясь костяшками красивых коленей. Её нижняя губка дрожит. И я залипаю… залипаю… залипаю на каждой детали!!
Блять… Я бы тебя сейчас так затрахал, что ты бы не вспомнила ни про одну собаку, клянусь! Даже если бы они стаей вокруг носились.
Опускаю слишком откровенный взгляд, возвращая себя в адекват. В моём кармане осталась только обложка от блокнота. Но на ней тоже можно написать. И я пишу, сидя перед ней. Обхватив левую руку повыше локтя, Ника прижимается лбом к моему плечу. Торможу от неожиданности.
— Можно, я так?..
Да тебе можно всё, что угодно!.. С трудом вспоминаю мысль, что хотел написать. Аа…
«Уровень интеллектуального развития собаки и её психология аналогичны ребёнку от двух до семи лет. Попробуй увидеть в каждой ребёнка. Так будет проще их понять и принять. Они хотят играть, исследовать, и чтобы их любили. Ради любви хозяина они готовы служить. И угождать».
Показываю ей. Не отпуская моей руки, читает.
— Но только у этих детей смертоносное оружие.
Развожу руками. Киваю. Это так… Дописываю: «У них всех — инстинкт стаи. Они принимают за норму то, что транслирует вожак/хозяин. Проблема практически всегда в вожаке».
— Да. Ты прав.
Отпускает мою руку. Бросаю в огонь обложку блокнота. Ника сидит, поставив локти на колени и спрятав лицо в ладонях. Ей очевидно плохо. «И достаточно для первого раза», — решаю я. Касаюсь её плеча.
«Пойдём в дом?» — говорю губами, поднимая вопросительно бровь.
— В дом? — с облегчением. Тут же встаёт.
И….
Ну не могу я! Это сильнее здравого смысла! Подхватываю снова на руки, с восторгом кайфуя от того, как её ледяной нос утыкается в мою челюсть, и руки обвивают шею. Не торопясь, чтобы чувствовать это подольше, несу её домой. Моё сердце так колотится, что я не слышу ничего, кроме этого стука, превращаясь на минуту в глухонемого. Не отпуская её, поднимаюсь с ней на руках по лестнице.
Да!.. А сейчас опустить на кровать и…
Но опускаю её на ноги перед диваном. Наши лица на мгновение касаются. Смотрю ей в глаза: «Сейчас вернусь».
Отпускаю Тару, забираю шашлык, вино…
Разливаю по бокалам. Протягиваю один Нике. Нам немного неловко обедать в тишине. Видимо, напрягаясь из-за этого, Ника пытается со мной поговорить.
— Это твой дом?
Киваю.
— Ты живёшь один?
«Да».
— У тебя есть девушка?
«Нет».
Отвожу взгляд.
— А что значит твоё тату на плече?
Оглядываюсь на ручку, лежащую на столе, но писать больше не на чем. Ника протягивает мне ладонь:
— Напиши.