Не бойся полюбить
Шрифт:
Кэрри казалось, что они знают друг друга сто лет, и она забывала о профессии Люка. Ей нравился этот мужчина, ее тянуло к нему. Сидя рядом в автобусе, в машине, в поезде, они то и дело касались друг друга — случайно, просто так выходило, и всякий раз эти прикосновения обжигали ее. И его тоже. Кэрри это знала точно. Но когда вспоминала, что он почти священник, то вся напрягалась, словно вступала на чужое поле.
— Люк, мне все-таки странно, что ты почти пастор, — однажды призналась ему Кэрри, когда они уже вернулись в Лондон и гуляли по Гайд-парку.
Они сели на
— И как же ты до сих пор не женился? У священника должна быть жена, насколько мне известно.
— Конечно, я женюсь. Мое начальство выражало недовольство. Но я не способен жениться лишь по служебной необходимости.
— Жена священника должна быть особенной женщиной, правда?
— Каждая женщина — особенная. — Люк засмеялся, протянул руку и отвел краешек капюшона от ее щеки. — Ты, например, совершенно особенная женщина, Кэрри Холт.
Она засмеялась и выдернула край капюшона.
— А ты разве не мокнешь? — спросила Кэрри, глядя, как темные волосы Люка покрываются мелкими капельками дождя.
— Волосы будут гуще.
— У тебя и так густые, — заметила она с восхищением. Ее рука готова была потянуться к шевелюре Люка, прикоснуться к ней, но Кэрри не позволила. — А… среди твоих прихожан, наверное, много женщин?
Кэрри хотелось узнать не это, а кое-что другое: есть ли среди его прихожанок единственная женщина, которая может стать его женой?
— Есть.
Кэрри испуганно вздрогнула, ей показалось, что она получила ответ на невысказанный вопрос. Но Люк тут же добавил:
— Они очень активные. Много делают для церкви и для общины. У нас несколько комитетов.
— Например? — спросила Кэрри, просто чтобы наслаждаться его голосом.
— Оформительский, например. Кто лучше женщин может выбрать цветы для украшения? Музыкальный комитет. Комитет гостеприимства. В общем, у них полно дел и занятий.
Кэрри почувствовала, как отлегло от сердца.
— Было бы интересно посмотреть на тебя в роли пастора.
— Вот он я, смотри! — Люк раскинул руки и поднял лицо вверх. — Я почти пастор. Разве нет? Хочешь, я прочту тебе проповедь? Хочешь, исповедую тебя? — Он сел прямо и заглянул Кэрри в лицо. — Я сумею сохранить тайну исповеди и не воспользуюсь узнанными секретами. — Его лицо расплылось в хитрой улыбке. — Может быть, — добавил Люк с особенной интонацией.
Кэрри громко засмеялась.
— Нет! Нет! Не верю!
— Ну вот, и ты тоже… Почему все близкие люди принимают меня за актера?
Близкие, с удовольствием отметила Кэрри. Значит, я попала в этот ограниченный круг?
— А… ты сам за кого себя принимаешь? — тихо спросила она.
Люк вздохнул, положил ногу на ногу и уставился на неровную от дождя поверхность озера.
— Знаешь, Кэрри, если честно, может быть, поэтому я до сих пор и не выбрал
Ему тотчас вспомнилась Мэрион и вечер, в который он чудом удержался от рокового для себя шага…
— …Ну как тебе, моя милая прихожанка? Тебя впечатлила сегодняшняя проповедь?
— Да, Люк, отец сегодня хорошо сказал, особенно в той части, где речь шла о женщине-матери. — Мэрион подняла на него влажные глаза. — О том, как нелегко воспитать настоящую мать. — Ее голос звучал так торжественно, что Люку захотелось расхохотаться. — Конечно, моему папе ничего не надо придумывать, — с гордостью отметила Мэрион, — потому что моя мама — это и есть идеальная мать. Ты ведь знаешь, у мамы до меня родились близнецы, мальчики, но Господь забрал их. Это ужасно для матери, однако мама говорит, что тяжкие испытания помогают нам изменить наш характер, который прославит Бога.
Люк слушал и молча кивал, глядя на Мэрион. В тот момент она казалась ему бестелесной и призрачной, даже при том, что он прекрасно видел, какая у нее высокая грудь под вязаным жакетом из толстой шерсти, какие стройные бедра под твидовой юбкой. Но… его не влекло к ней, когда он слушал ее благочестивые речи.
А Мэрион продолжала развивать интересную ей тему:
— У моей подруги Салли ребенок родился с травмой, он умер в девять месяцев. Она признавалась, что молитвы и помощь моей матери в материнском центре ее просто спасли. Салли говорила, моя мама плакала вместе с ней и это удерживало ее от отчаяния.
— Да, твоя мама сильная женщина, — согласился Люк.
И очень властная, добавил он про себя. Она сама, без чьей-либо помощи, организовала при церкви материнский центр. Приходящие туда женщины находят там не только духовное ободрение, поддержку, они собирают игрушки для детей, фломастеры для рисования, обмениваются детскими вещами.
— Все женщины и дети этого центра — мамины дети, — с улыбкой проронила Мэрион. — Думаю, Господь благословил маму на это, иначе не было бы такого успеха. Я слышала, как женщины говорили, что они пребывали в глубочайшей депрессии, сидя дома в одиночестве, и они так благодарны Господу, что центр открыт. — Она помолчала, потом посмотрела на Люка серыми, как зимнее небо, глазами и сказала: — Мы, женщины-христианки, можем поспособствовать тому, чтобы церковь тратила время, силы и деньги на то, чтобы все, отмеченное в Писании, было достигнуто в реальной жизни.
— Мэрион, ты говоришь так, словно готовишь проповедь, — заметил Люк.
— Взойдя на кафедру, я бы сказала: материнство и отцовство серебрит наши волосы, но сохраняет молодость души. У нас возникает еще один шанс вернуть в свою жизнь детские песенки, игры и детские глупости. Я бы сказала им, что дети придают смысл семейным традициям, праздникам, они вливают новые силы в генеалогическое древо. Господь радуется всем временам года, век за веком, потому что знает — новые поколения детей с восторгом придут в этот мир и увидят первый весенний цветок, первую снежинку, первый золотой лист осени и первую земляничку… — Голос Мэрион задрожал от избытка чувств, а на глазах заблестели слезы.