Не буди Лешего
Шрифт:
– Да она просто мясо сращивает, – попробовал настоять на своём. А сам смотрю, что небо потемнело вдруг и ветер усилился. Шум какой-то, гул по лесу идёт. Будто кость гремит и железный доспех.
– Гостятушка, давай ты потом меня долечишь? – ссадил её с колена своего. Подтолкнул к крыльцу. – Иди-ка в дом.
– А что такое, Алёшенька? Погода, кажется, портится? Серчает Стрибог?
– Ни при чём он, – говорю ей, шкуры свои натягивая.
– Ой, а это, кажется, мой стежок? – она руку к рубахе прикладывает. – Думала, Лешего чинила одёжу, а это твоя, стало быть?
– В дом
Первый удар отбил топором. Сверху пришлось. Закрыл голову. И второй отбил, но не совсем успел. Рог мне сшибло последний, что целый был. Третьим ударом в землю вошёл. Ну хоть не достал меня Костейшество. Надо бы отвечать, а то порубит ведь.
Так мы и дрались, пока я не понял, что уже в звериный вид перекинулся.
– Что забыла гнилая груда костей в лесу моём? – у Костейшества спрашиваю.
– Ты еще поговори мне, Лесная труха! Где жена моя? У тебя сидит? – Кощей знай мечами размахивает.
– Ты мне лес попортишь, костлявая тварь, – отвечаю, злой уже сам как есть. Кощей-то, к тому же, горит огнем, как бы на лес не перекинулось.
– Мара где? У тебя? Выходит пусть! Я обоих убью на полянке здесь, – наступает костлявая нечисть, глаза крутятся, желваки ходуном, а суставы скрипят устрашающе. Тысяча лет, как не больше ему, как бы не развалился Кощейшество.
– Есть у меня средство верное, тебе для костей подходящее, – подхватил я горшочек с мазями и об рожу разбил Кощееву.
Костяному, видать, не понравилось.
– Погоди, тут ещё отвары есть, – вдогонку разбил бадью с варевом, которым Гостята мыла меня. Зря Гостята, что ли, старалась? Хоть послужит для дела взвар щиплющий.
– Да ты страх потерял, Леснейшество, – Кощей глаза вытер, замер вдруг. А я не успел, я как раз в него ступой запускал, той самой, в которой Гостята купалась. Вытащил я её с утра на солнце, чтобы высохла. Может, полетать ещё придётся. Не среагировал Кощей, ступа аккурат накрыла его голову. Попробовал он сломать средство летательное изнутри, но не вышло. А я, повернув топор плашмя, забил её в землю, вместе с Кощейшеством.
– Мудрёно дерёшься, Алёша, – раздалось из-под земли. Я на ступу сверху сел.
– Пока ещё мхом не порос, как вы, нечисть древняя, – сижу на ступе, с Кощеем разговариваю, а сам на Гостяту смотрю. Не ушла она в дом, осталась на пороге. Вжалась в дверь и стоит вся ни живая, ни мертвая. Побелела лицом, губы бледные. Не ожидала увидеть Костейшество? Или на меня любуется?
– Понимаешь ты, Алёша, что не будь ты мне друг, я б убил тебя? – спрашивают из-под земли.
– Косточкам как твоим в земельке лежится? – спрашиваю в ответ. – Не принимает Мать Сыра Земля, плохо там тебе?
– Нечисть ты окаянная, жену мою не видел, спрашиваю? Или разговаривать разучился, не понял мой вопрос? – земля разлетелась вверх и в стороны, вылез
– О, так ты тут с девицей! – он вылез, отряхнулся, пригляделся к ней. – Не пойму никак. Селянка, что ли?
– Тебе какое дело? – спрашиваю. – Мары тут нет.
– А была? – Кощей ко мне поворачивается.
– Была ещё по осени, – признался я таки. – Тогда же и улетела.
– А Василиса была у тебя? – внезапно Кощей ещё спросил.
И я тоже мховая бестолочь, при Гостяте уточнить решил.
– А которая?
– Ну… такая… с косою, красивая, – Кощей на морду показывает.
– А побольше подробностей нет у тебя? Они все нынче с косами и ничего с лица.
– Ну я сколько раз говорил тебе – если Василиса, любая – гони взашей!
– Ты про Варвару так говорил!
– Да не один ли бес.
– Ты бы хоть подарки разные дарил. Они же встретятся. Сравнят ступы-то.
– Да Яга красна девица стала, попутала, бери, говорит, сразу несколько, всё равно же тебе пригодится небось!
– Пригодились?
– Ну что ты начинаешь, Алёшенька!
– А это ты, нечисть костлявая, всем в округе девицам разболтал, что меня Алёшей зовут?
– Я стесняюсь спросить, Алёшенька, откуда тебе ведомо, что ведомо то всем девицам?
– Я не виноват, они сами летят, я, если что, к лесу привязанный.
Так мы с Костяным препираемся. Он вылез весь, землю отряхивает. А Гостята тихонько по двери вниз. Кощей первым заметил и мне тычет в бок.
– А там твоей девице не худо ли?
– Гостята! – я окликаю её. Она молчит.
– Варево то щипучее, которым ты в морду мне плеснул, она варила? – Кощей спросил.
– Она, она, – отвечаю я.
– Колдовка, что ль, чуть я не издох, – Кощей мне на лекарку жалуется. Да я тоже, так то, не пойми как цел, ведь лечила меня, припаривала.
– Не колдовка я, – прошептала всё же. От двери отлипла, а ноги не держат.
– Я пойду, – говорит, – и тихонько в лес.
– Гостята, – опять я кличу её. Не надо было речей про девок. Да вроде она не слушала. Наверное насмотрелась на нас. Морды у нас больно страшные. Что я зверь лесной, что Кощей – одна кость. Кости, череп, плащ и глаза горящие. Тут любой станет дурно – на нас глазеть. Как бы не свалилась здесь замертво.
– Я это, Гостята, – я к ней подхожу и ей говорю, – ты не бойся меня. Я не обижу тебя.
Она нас с Костлявым обходит стороной. Вопрос задает:
– Шутил так со мной Хозяин Лесной?
Это она у меня, стало быть, спрашивает?
– Всё это был морок? – ещё вопрос. Я на морок похож? Я же здесь стою.
– Ты куда собралась?
Видать грубый и злой мой голос лесной. Гостята трясётся от страха. Вспомнил, когда за мужа просила, бежала следом, за лапы хватала. И страха никакого не было. Прокричалась после обморока и больше ведь не боялась меня. А тут опять.