Не будите Гаурдака
Шрифт:
— Тс-с-с-с!.. — сделал страшные глаза конунг и молча указал на старика, застывшего с выражением неземного спокойствия на лице.
— Тс-с-с-с, — тут же согласилась царевна, и мужу посоветовала: — Тс-с-с-с.
Лошадь тактично молчала, и в увещеваниях не нуждалась.
К удивлению лукоморцев и Олафа, путь назад отыскался довольно быстро.
Покорный несгибаемой, как и он сам, воле своего хозяина, посох чародея завис параллельно земле, покружил подобно стрелке компаса вокруг своей оси, и уверенно
— Туда, — уверенным жестом адмирала Янамори Утонути, открывающего морской путь из Вамаяси в Лукоморье через Гаошаньские горы, Адалет махнул рукой в сторону, определенную набалдашником. — Правда, идти придется не по дороге, но зато напрямик. Сапоги отмоем в гостинице.
Взяв оружие войны и магии наизготовку, великолепная четверка двинулась в обратный путь, осторожно пробираясь сквозь непроходимую стену тумана. Казалось, сгустись он еще немного, и людям, чтобы пройти вперед, придется раздвигать его руками.
Или просто всплыть на поверхность.
Не имея под ногами мощеной дороги, идти приходилось медленно, то и дело останавливаясь, обходя разверзавшиеся коварно под ногами ямы и канавы, дважды проваливаясь в глубокие ручьи, но в предвкушении большого горячего камина, большой горячей ванны и большого горячего ужина мелкие пакости матушки-природы оставались неоцененными и незамеченными.
— Осталось метров триста, — снова проделав трюк с посохом, морщась от обжигающих мозолей, быстро натертых налитыми до краев холодной водой сапогами, но с самодовольным удовлетворением без трехсот метров победителя заявил через час чародей.
И все приободрились.
Триста метров — это всего несколько минут ходу по ровной местности. По той полосе препятствий, что подсовывала им под ноги багинотская земля — не больше десяти. На стертых ногах мага — пятнадцать.
Всего четверть часа — и эта треклятая муть с ее так и не показавшимся застенчивым кровососом останется позади!..
Ну, ужин, держись!
Первой темные массивные неясные очертания слева от них заметила Сенька.
— Глядите, домА!
— По-моему, багинотцы не упоминали, что в некоторых местах туман продвинулся до города, — удивился Иван.
— Может, пока мы ходили… — начал медленно обосновывать подобную возможность Олаф.
— К-кабуча…
— Адалет?
— К-кабуча мио наздрака накачак!!!..
— Э-э-э… Адалет? — остановилась и строго воззрилась сначала на стену, потом на предводителя их экспедиции Серафима. — Это то, что я думаю, или это не то, что я думаю?
Низенький волшебник свирепо скрестил руки на груди, и посох, лишенный магической поддержки, упал со звоном кости о камень.
Олаф вплотную подошел к нависавшим над ними отвесным стенам, протянул руку и принялся ощупывать возникшую преграду.
Стена
Верхний край ее терялся в тумане.
Окон и дверей не было.
В скалах вообще редко бывают окна и двери, как мудро заметил когда-то Бруно Багинотский.
— Адалет?.. — недоуменно нахмурив брови, конунг повернулся к чародею. — Тебе не кажется, что мы заблудились?
— Нет, не кажется!!! — взорвался маг. — Не кажется!!! Только болвану может казаться то, что происходит на самом деле!!! И что ты имел в виду?! Что я — болван, да?! Да, я болван!!!..
— Может, надо было идти не за набалдашником, а за наконечником? — неуверенно предположил Иванушка, хотел добавить еще что-то, но, перехватив прожигающий белесую муть горящий взор старика, благоразумно прикусил язык.
Сам Адалет мог утверждать, что он болван, по сто три раза на дню. Но если бы кто-то поимел неосторожность поддержать его в этой мысли, это была бы последняя неосторожность в его жизни.
В жизни в качестве человека разумного (Чья разумность, впрочем, всё равно нуждалась бы в отдельном детальном рассмотрении и доказательстве), по крайней мере.
Туман, похожий теперь на выпотрошенное кочковатое ватное одеяло, укутывал их со всех сторон, скрывая от них звуки долины, но даже ему не под силу было скрыть от долины звуки чародея. «Кабучи», «карачи», «чучундлы», «накачаки» и иже с ними, осколки давно забытого языка, разносились по летаргически застывшей долине как огненные шары, будоража ее недобрый сон и отпугивая возможных желающих получить сказочное вознаграждение от багинотской короны за установление в местных горах и долах хорошей погоды.
Не закрывая ни на мгновение рта, волшебник призвал в руку посох, чудом втиснул между ругательствами заклинание ориентирования на местности, и яростно ткнул пальцем в сторону, уже указанную наконечником.
— Туда, — прорычал он, глотая проклятия в адрес тупого тумана, дурацких гор, трусливых проводников, мокрых сапог, идиотского ручья, зловредного дождя, вынудившего их спешиться, Масдая, за свои семьсот семьдесят семь лет так и не научившегося летать в погоду нелетную…
Шедший впереди отряг вдруг вскинул топоры и молниеносно кинулся вперед.
— Олаф?..
С оружием наготове лукоморцы бросились за ним.
— Там кто-то… Хель и преисподняя!!!..
— Олаф?..
— Кабуча!.. То есть, кобыла! Шла она за нами, что ли?
— А за кем ей еще ходить, бедному животному? — сочувственно проворковала царевна, поглаживая теплую черную морду, и пальцем поманила Адалета. — Эй, товарищ с натертыми ногами! Карета подана!
Рука мага непроизвольно и с сомнением потянулась в его же маговы тылы, довольно быстро вернулась, и безнадежно махнула.