Не будите Гаурдака
Шрифт:
— Белый Свет был сотворен не Провидением, а… — начал было просветительскую лекцию [67] Адалет, но Сенька своевременно ткнула его в бок кулаком.
— В чужой монастырь со своим самоваром не ходят, — строго прокомментировала она ему на ухо свою попытку членовредительства. — Ну вот какая тебе сейчас разница?..
Волшебник упрямо дернул плечом.
— Любовь к научной истине — вот главное достоинство настоящего адепта магических наук, где бы он ни находил…
67
Но,
— …я тебя знаю…
Бесплотный голос прозвучал в ушах пленников пустоты неожиданно и странно, словно легкий порыв ветра обрел вдруг язык и разум и заговорил.
— Меня? — прекратил спорить и небезосновательно подивился Адалет.
Но сообщение имело другого адресата.
— …и я тебя знаю… — подул, слабо шевельнув волосы на грязных нахмуренных лбах, еще один ветерок.
— …и я…
— …и я…
— …и я…
— …ты — Мьёлнир…
— …бог грома и молнии…
— …Мьёлнир — громовержец…
Мьёлнир-громовержец приподнял голову и с подозрением прищурился на гипнотизирующе колышущуюся по ту сторону решетки массу цвета разведенного молока.
— Кто это? Шпионы Хель? Пришли поглазеть? Поиздеваться над дураком? Позлобствовать? — свирепо оскалился он, и рука его сама потянулась к рукояти тяжелого молота.
— …нет…
— …нет…
— …нет, что ты…
— …я не могу издеваться над тобой…
— …никогда…
— …ни за что…
— …ведь ты — Мьёлнир…
— Да, я Мьёлнир, ну и что! Какое вам дело?!.. Проваливайте отсюда!.. Пошли прочь!.. — свирепо прорычал бог и грохнул кулаком по земле.
Но тени, казалось, не слышали обидных слов, и призрачный ветерок продолжал шелестеть, гладя пылающие щеки и перебирая струны стонущих душ.
— …я помню тебя, Мьёлнир…
— …когда три недели не было дождя, стояла жара…
— …и посевы наши засыхали на корню…
— …наша деревня помолилась тебе…
— …а утром пошел дождь…
— …когда осенью вдруг после дождей ударили морозы…
— …и озимые наши могли померзнуть…
— …мы попросили тебя…
— …и
— …он укрыл наш овес…
— …а весной он взошел дружно, и урожай был — сам-пят…
— …когда мы не успевали собрать посеянное, чтобы заплатить подать ярлу, моя семья обратилась к тебе…
— …и над поместьем ярла на неделю зарядили ливни…
— …он и его сборщики податей тонули на дороге в грязи…
— …а у нас было сухо…
— …и мы успели собрать весь ячмень до колоска…
— …а помнишь, однажды после дождика летним вечером на рощу опустилась стая саранчи…
— …утром они могли перелететь на наши поля…
— …и тогда погиб бы труд всего лета…
— …а мы пошли бы по миру…
— …но мы молились тебе, и принесли в жертву петуха…
— …а ночью молния ударила в сухостоину в роще…
— …и вся роща сгорела…
— …и саранча с ней…
— …а помнишь…
— …а помнишь…
— …а однажды…
— …а когда-то…
Один за другим и все вместе, то дополняя, то перебивая друг друга, тени шептали, говорили, кричали о том, что произошло десять, сто, триста, пятьсот лет назад, и голова строптивого бога поднималась всё выше и выше, а глаза начинали подозрительно блестеть.
— Они узнают его?..
— Они говорят?..
— А разве они могут?..
— А как же река Забвения?..
Изумлению злосчастных искателей Граупнера, позабывших под бесконечное перечисление дел сурового громовержца свою беду, не было предела.
Но больше всех поражен — причем, в самое сердце — был Олаф.
Его идеал, его идол, его божество, бесстрашный рубака, бесшабашный задира и бестрепетный храбрец, оказался тайным покровителем каких-то земляных червей, позорящих имя настоящего отряга?!..
— Мьёлнир?.. Это правда?.. Они и вправду?.. Ты взаправду?.. — только и смог потеряно, жалко выговаривать он, не в силах даже начать формулировать страшное обвинение дважды поверженному у него на глазах кумиру.
— Да, — гордо распрямился и кивнул сын Рагнарока.
— Мьёлнир… Но это же… они же… они же простые крестьяне!!!..
— А ты — простой дурак!!! — неожиданно рявкнул бог, и сын конунга отшатнулся, споткнулся и хлопнулся задом на обломок кирпича.