Не чужие
Шрифт:
— Как скажите, Инесса Альбертовна, — спрятав в сумочку снимок, поднимаюсь с кушетки. — Вы же теперь мой доктор, придется прислушаться к вашим советам.
— Сейчас выпишу тебе все бланки для обследований. Можешь подождать в коридоре, — согласно кивнув, выхожу из кабинета.
Думаю, она меня простит за то, что не стала ее дожидаться, а снова пошла в отделение Давида, чтобы опять хоть одним глазочком посмотреть, как он.
Получается… Он спас не одну жизнь, а две. И я бы точно не пережила ещё
— Проснулся, — тихо прикрываю за собой дверь. — Все еще болит?
— Стало чуть легче. А ты-то как?
— Ты не поверишь, — ставлю стул максимально близко к его кровати. Сажусь и льну к его руки, дотрагиваясь до нее своими губами. Целую. — Я беременна. Если бы не ты…
— Это точно? — поднимаю на него свои глаза. Он несмело улыбается.
— Да… — обратно возвращаюсь к его руке, укладывая на нее свою щеку.
Дверь палаты с грохотом открывается и на пороге возникает девушка с огненными волосами и ореховым взглядом.
— Извините, — скромно опускает глаза вниз, а потом поднимает свой взгляд и устремляет его на Давида. — Мне Виктория сказала, что ты здесь… Что случилось с тобой.
— Юль, зачем ты приехала? — в миг отстранившись от него, я подскакиваю на ноги. — Ева, останься.
— Меня мама Кирилла ждёт, мне ещё анализы нужно сдать. Она здесь работает, — подхожу к девушке, приглашая жестом руки занять прежнее мое место, а именно на стуле.
Юля смотрит на меня с вызовом, оценивающе рассматривая меня с головы до пят и обратно. Будто примеряя мою личину на себя. Сравнивая. Это же про нее, наверное, говорил Матвей.
— А вы та самая, Ева? — ее голос звенит, подобно звону колокольчика. Тонкий и звонкий.
— Пожалуй, я пойду. Давид, я ещё загляну к тебе, — махнув рукой напоследок, выхожу из палаты.
Прислонившись спиной к двери, чувствую, как сердце пропускает удары один за другим, неистово колотясь.
Позабыв обо всем на свете, мне до одури захотелось ванильного мороженого. Нестерпимо. Дико. И, если этого не случится, в прямом смысле этого слова — случится конец света.
Как странно… Или это реально хочет мой организм, либо это я желаю, узнав о своем интересном положении?
Инесса Альбертовна решила мне сама позвонить и спросить, почему я не дождалась ее. Получив ответ, она сказала, что сама заедет к нам завтра домой и привезет все бланки.
Оказавшись дома, я неспешно принимаю душ, подставляя свое разгоряченное лицо под теплые струи воды. Горячая ванна до конца беременности теперь для меня под запретом. Это ничто по сравнению с тем, что меня ожидает. Нас.
Сквозь шум воды я слышу хлопок двери, а после в ванну проникает прохладный воздух из коридора.
Кирилл скидывает свои вещи прямо на пол, после чего забирается ко мне
— Моя девочка, — урчит, как кот, прижимая мои ягодицы к своему каменному паху. — Хочу тебя.
По инерции расставляю ноги шире, открылась для его настойчивых жалящих ласк. Для меня стало так привычно отдавать свое тело ему, доверять, чувствовать.
— А ты меня хочешь? — раздвигая мои влажные складочки, провоцирует на отклик, создавая магию безумия, разделенного на двоих.
— Нет, — его рука замирает. — То есть да, но твоя мама сказала, что пока нельзя.
— У тебя снова сбился цикл? — рычит мне в спине, расставляю руки по обеим сторонам от меня.
— Да… На ближайшие семь месяцев точно, — пропустив смешок, разворачиваюсь и смотрю ему в глаза. — Я беременна.
Кирилл блуждает по моему лицу ошеломленным взглядом. Мне остаётся лишь блаженно улыбаться, стоя перед ним обнаженной и совершенно счастливой.
— Пусть будет девочка, — дотрагивается своими пальцами до моего чувствительного бугорка, надавливая. — Желательно твою копию.
— А — ах, а как же желание любого отца иметь наследника? — ладошкой сжимаю его горячую плоть.
— Девичья у вас память, Ева Игоревна, — кружа пальцами по клитору, он не проникает внутрь. Прислушался к просьбе. Оберегает. — Пацаны от зависти умрут, если у меня будет дочь — копия своей матери.
Взрываясь чувственным опустошающим оргазмом, хватаюсь за плечи своего любимого. Мне не хватает его наполненности, да и терпеть не так уж и много. Присаживаюсь на колени, смотря на него снизу.
— Боксерские перчатки. Розовые с бантиками. Я помню, — обвожу кончиком языка розовую головку члена, дразня.
— Ева… — сам толкается в мое тепло, шумно цедя воздух сквозь зубы. — Ты не представляешь, как сильно я тебя люблю.
Расчувствовавшись от таких признаний, хочу вложить в свою пикантную ласку все свои чувства и эмоции.
Если бы не он — мои эмоциональные стены стояли нерушимы, а визиты к психотерапевту превратились в единственное спасение от собственных разрушительных мыслей.
Когда мой мальчик прижимает мое тело снова к себе, будучи удовлетворенным и немного насытившимся, говорит практически шопотом:
— Ее задержали на вокзале, в пригороде. Хотела уехать к своей тётке в какую-то глушь, — оскаливается в победной улыбке.
— А…
— Дай мне насладиться тобой… И, — склоняется к низу живота, оглаживая его своими ладонями, целуя. — Выходи за меня.
— Когда закончишь институт, — направляю его губы ниже, сгорая от своей похоти. Гормоны. Возможно. Я ненасытная кошка. Вот кто.
— Доиграетесь, Ева Игоревна. Мне вам снова припомнить, как я добиваюсь положительных ответов? — языком касается чувствительного местечка.