Не делай добра
Шрифт:
– Войдите! – крикнул он.
Дверь отворилась, и на пороге возник незнакомый мужчина. Родственник пациента? Хотя вряд ли – уж слишком официально одет.
– Владимир Всеволодович Князев? – уточнил незнакомец. А кого он ожидал увидеть за столом личного кабинета зава ТОН, специализированного травматолого-ортопедическо-нейрохирургического отделения?
– Это я, – ответил Мономах. – А вы?
– Олег Витальевич Мартынюк, старший оперуполномоченный Выборгского РУВД, – представился вновь прибывший.
– Что-то я не понимаю…
– Это
– Ну да, моя – там так и написано, – подтвердил Мономах.
– Верно. Только там не написано, как ваша карточка оказалась у жертвы преступления.
– Преступ… погодите, кого убили?
– С чего вы взяли, что убили?
– Вы же сказали: «жертвы»!
– Понятно, – поджав губы, кивнул Мартынюк. Несмотря на то что Мономах не ощущал за собой вины, он почувствовал, что во рту внезапно пересохло. Почему в присутствии представителя органов рядовые граждане теряются и начинают вспоминать грехи, большие и малые, которые могли привести к неожиданному визиту? Будто бы чувство вины изначально заложено в человеке и тихонько дремлет в глубине организма в ожидании как раз такого момента!
– Простите, что вам понятно? – поинтересовался Мономах.
– Кем вам приходится Яна Романовна Четыркина? – вновь оставив вопрос без ответа, спросил Мартынюк.
– Кто?
– Так зовут жертву.
– Впервые слышу это имя. Она пациентка?
– Вам лучше знать.
– Знаете что, господин… старший оперуполномоченный, – Мономах уже забыл имя-отчество незваного гостя, – я попрошу вас выражаться яснее. Какое отношение эта ваша Четыркина имеет ко мне? Если она пациентка, то не моя, иначе я бы знал. Кого-то из моих врачей? Если так, то из вновь поступивших, иначе, опять же, я бы…
– Я присяду, не возражаете?
Не дожидаясь согласия, Мартынюк умостился на диване напротив стола Мономаха, закинув ногу на ногу. При этом стали видны его носки канареечного цвета, абсолютно не подходящие к деловому костюму.
– Владимир Всеволодович, я вам не враг, – продолжил он, в упор глядя на визави. – Но, вы же понимаете, я должен убедиться…
– В чем? – перебил Мономах. – Не я ли убийца?
– Совершенно верно.
– Не хотите рассказать, что случилось?
– Сначала еще один вопрос: вы действительно не знали, что Четыркина поступила в вашу больницу по «Скорой»?
– Да я же говорю, что не знаю, о ком вы!
– Вот ее фотография, – на стол легла ксерокопия черно-белого снимка – скорее всего, из паспорта. Несмотря на плохое качество печати, Мономах тут же узнал лицо, так как видел его совсем недавно.
– Побои? – помимо воли вырвалось у Мономаха.
– Побои? – опер даже привстал. – Почему вы так сказали? Вы же только что утверждали, что знать не знаете жертву!
– Да не знал я ее…
– Не знали, но опознали по фотографии?
– Я видел
– Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились?
– Не то чтобы познакомились, – поморщился Мономах и рассказал о недавней встрече в электричке. Повествование заняло пару минут – собственно, и рассказывать-то было нечего. Когда он закончил, Мартынюк некоторое время сосредоточенно жевал нижнюю губу, обдумывая услышанное.
– Значит, вы дали ей визитку, – подытожил он наконец. – Почему вы это сделали?
– Я же сказал – девушка выглядела несчастной и напуганной.
– А вы у нас, выходит, защитник обездоленных? – Фраза звучала издевательски, и Мономах начал закипать.
У него выдался на редкость утомительный день, он устал и мечтал поскорее оказаться дома. А этот Мартынюк имел наглость задавать дурацкие вопросы, всем своим видом демонстрируя недоверие к каждому его слову! Но прежде чем Мономах успел вспылить, опер, видимо, почувствовал, что зашел слишком далеко, и переформулировал предыдущий вопрос:
– Владимир Всеволодович, что заставило вас решить, что девушка в поезде нуждалась в помощи?
– Я заметил синяки у нее на шее, – ответил Мономах, вспоминая свои тогдашние ощущения. – Она прикрывала их, но я все равно увидел.
– Считаете, это говорит о домашнем насилии?
– Вполне вероятно, но утверждать не могу, это всего лишь предположение. Девушка вела себя странно, при каждом звуке вздрагивала и оборачивалась.
– Как вы смогли бы ей помочь? Раз дали визитку, значит, что-то было у вас на уме?
– В больнице работает психолог, хороший специалист. К нам порой поступают пациентки в тяжелой жизненной ситуации, и она оказывает поддержку. Я подумал… Но вы так и не сообщили, что случилось с девушкой?
– Она попала под машину.
– Но вы же сказали…
– Четыркину доставили в вашу больницу, в травматологическое отделение. Ее пытались спасти, но, как сказал хирург, травмы оказались несовместимы с жизнью. Свидетели утверждают, что девушка не сама бросилась под автомобиль – ее толкнули.
– Кто?
– Парень в толстовке с капюшоном, по словам очевидцев. А случилось все у вашей больницы вчера вечером. Теперь понимаете, почему меня заинтересовала ваша карточка, найденная в вещах Четыркиной? Она приходила к вам.
– Ко мне?!
– Доктор, а что вас так удивляет, вы же сами дали ей визитку! О чем вы говорили?
– Да не говорили мы, я ее не видел!
– А вот работники больницы утверждают, что она получала временный пропуск, чтобы пройти в ваше отделение.
– Неужели? – Мономах растерялся. – Но я… мы не встретились! Во сколько это было?
– Если верить журналу выдачи временных пропусков, в шесть тридцать.
– К этому времени я уже ушел. Это можно проверить.
– Непременно. Значит, говорите, Четыркина приходила, но вас не застала?