Не для героев
Шрифт:
Красношёрстные грибы – отвратительные на человеческий вкус, но столь любимые бобропотапами, привлекают последних в Радужный лес. Именно в чаще, пестрящей этим лакомством, и проходили два искателя героических приключений. И это даже не влияние недоли, а вероятность, полюбившаяся самоучам за спектр трудно опровергаемых теорий. Очень весомая вероятность, ввиду начавшихся на днях монстропадов. Бобропотап, искавший любимые грибы, оказался на поляне в тот же момент, когда на неё вышли герой со свежей лицензией и его начинающий секундант.
Животное, испугавшись,
Кузнец, недолго думая, достал два топора из колец на ремне и приготовился к битве. Туи нахмурился, как может нахмуриться черепаха, и встал в боевую стойку по правую ногу от хозяина. Искор достал из-под балахона Кодекс секунданта. Поляна замерла.
Первый шаг сделал зверь, с рёвом ринувшийся на героя. Кузнец же стоял, выжидая. Расстояние медленно сокращалось. Ужасающий своим видом и рвением хищник преодолел полполяны, а Кузнец продолжал стоять на месте. Между ними осталось всего нескольких метров, и воин рванул вперёд в момент, когда они уже стояли вплотную друг к другу. Бобропотап рухнул на землю и из последних сил ловко, насколько это создание может быть ловким, развернувшись, нанёс секущий удар хвостом. Кузнец, подпрыгнув, приземлился ровно на хвост монстра и обездвижил уставшее от бега животное.
Быстро, но без излишней поспешности, по хвосту, а потом по спине он взбежал на хрипяще-ревущего зверя и со всего маху ударил его по голове обухом топора. Оглушённое животное перестало реветь и, простонав, опало.
Кузнец молча спрыгнул со спящей горы и вернул топоры в кольца на поясе. Туи бегал вокруг зверя, семенил, подпрыгивал и, прячась в панцирь, врезался в его тушу. После чего отскакивал, вылезал из панциря и повторял атаку заново.
– Невероятно! – восхищался Искор. – А ты знаешь, что это…
– Бобропотап, – перебил парня Кузнец.
– Да! И за него дают пятьдесят очков.
Эти слова не вызвали у Кузнеца никакой реакции.
– Вот, например, за птиц, разрушивших твою таверну, дают по одному очку за четырёх дятлов. А за того страшного зверя, которого я… Который преследовал меня до твоей таверны, дают двести очков. Иными словами, ты только что почти заработал среднюю дневную норму для героя.
– Почти, значит…
– Да. Для того чтобы я смог зарегистрировать твой подвиг, монстр должен быть убит. К сожалению.
– Я правильно понял, что ты должен записывать убитых мной монстров?
– Да.
– А потом в Гильдии героев отчитываться в подвигах?
– Да.
– Значит, если в твоём отчёте есть запись об убийстве, то я получу за него очки?
– Да.
– Ты совсем не понимаешь, к чему я веду?
– Да… нет…
– Хм… Начнём с малого. Почему бы тебе не записать смерть этого Бобропотапа?
– Но ведь он жив.
– Об этом знаем только ты и я. – Кузнец застыл, пытаясь прислушаться, щёлкнет ли что-то в голове Капюшона или нет.
Искор быстро нашел нужную страницу и зачитал ее хитрому трактирщику.
– Нарушение правил регистрации подвигов героя: Герой будет наказан лишением своей геройской лицензии до следующего монстропада.
– Ну, значит, у нас будет время попробовать ещё раз, через четверть года.
– Секундант же, зарегистрировавший несостоявшийся подвиг, будет казнён наиболее болезненным способом, известным на текущий год.
– С этого и надо было начинать, – понимающе сказал Кузнец. – Пойдём.
– А как же монстр?
– Убить спящего раненого зверя? – Кузнец посмотрел Искору в глаза. – А это не в моих правилах.
Он похлопал сопящего бобропотапа по спине и пошёл дальше через поляну в сторону густого леса.
– Пойдём, пацан. Нас ждут в твоей деревне, – не оборачиваясь, бросил герой.
Капюшон кивнул и засеменил за Кузнецом. Увидев, что хозяин уходит, Туи перестал биться со спящим зверем и понёсся за ним.
Время поразительно – сказал однажды самоуч Гильберт Штепс. Долгое время Гильберт пытался понять, что объединяет поход из одной деревни в другую, приготовление рыбного бульона и заготовку дров на зиму. Оказалось, что за время, потраченное на каждый из процессов, количество получаемого опыта и производство полезной работы было равным, а значит, можно было посчитать вклад в быт. Ведь по теории Гильберта, одна двенадцатая на циферблате самоуча приравнивалась к четырём двенадцатым на циферблате лесоруба. Как следствие, оплата труда также должна была выравниваться по шкале «поразительной непредвзятости вязкой субстанции быта Гильберта Штепса», более известной как шкала Штепса.
Но одно следствие тянет за собой новую причину и новое следствие. Так, в результате обесценивания физического труда возникла причина расстройства всех сталеваров, плотников, земледельцев, мясников и большинства мирных горожан, а новым следствием стало их внутреннее переживание и поспешное отшельничество Гильберта в целях сохранения головы на привычном месте между левым и правым плечом.
О Гильберте уже давно не было слышно, но на упоминания самоучения горожане до сих пор остро реагируют подручными тяжёлыми предметами.
За время от выхода из ворот Полупорта Искор вспомнил всех жителей своей деревни. Вспомнил прекрасные вечера, когда дядя рассказывал ему невероятные истории о сотворении мира и обо всём необычном, что в нём таится. Он мысленно вернулся к вечеру, когда они сидели на крыше сторожевой башни и смотрели на небо, и дядя сказал ему слова, что всплыли в памяти именно сейчас.
– Мы – отражение мира, в котором живём. Мы зовём его Чашей, и сами являемся чашами. Наполняя себя жизненным опытом и знаниями, мы выбираем путь и используем накопленный опыт для достижения выбранных целей, – говорил дядя.