Не для взрослых. Время читать!
Шрифт:
Описывается его старый дом —
Меж двух облупленных колоннДержался кое-как балкон.Хозяин был старик угрюмыйС огромной лысой головой.От юных лет с казенной суммойОн жил, как с собственной казной.Только не подумайте, что был казнокрадом! Бывало, конечно, и такое, но уж не поголовно; вообще-то брали расписку – и с казначеев, и – с членов их семьи! – что не тронут казенные деньги и не будут отдавать их в рост...
В пучинах сумрачных расчетаБлуждать была его охота,И потому он был игрок(Его единственный порок).А жена его – молода и привлекательна:
В Тамбове не запомнят людиТакой высокой полной груди:Бела, как сахар, так нежна,Что жилка каждая видна.Долго ли, коротко ли, хоть и через окно, но между нею и одним уланом назревают нежные отношения. И уже супруг застает его перед ней на коленях. Но вместо вызова на дуэль присылает. приглашение на игру в карты – на вистик (вист – это сложная карточная игра на деньги – в ней нужны обычно четыре партнера).
Идет игра. Казначею не везет.
Он взбесилсяИ проиграл свой старый дом,И все, что в нем или при нем.Но остановиться, естественно, не может – на то и игрок.
Он проиграл коляску, дрожки,Трех лошадей, два хомута,Всю мебель, женины сережки,Короче – всё, всё дочиста.Он просит у гостей вниманья.
И просит важно позволеньяЛишь талью прометнуть одну,Но с тем, чтоб отыграть именье,Иль «проиграть уж и жену».О страх! о ужас! о злодейство!И как доныне казначействоЕще терпеть его могло!Всех будто варом обожгло.Улан один прехладнокровноК нему подходит. «Очень рад, —Он говорит, – пускай шумят,Мы дело кончим полюбовно,Но только чур не плутовать,Иначе вам не сдобровать!»Нет места для передачи всей этой сцены, описанной Лермонтовым, —
...И вся картина перед вами,Когда прибавим вдалекеЖену на креслах [4] в уголке.Ну, словом, казначей проиграл улану обещанное. И дальнейшее я с давних пор люблю в этой поэме больше всего:
Тогда Авдотья Николавна,Встав с кресел, медленно и плавноК столу в молчанье подошла —Но только цвет ее челаБыл страшно бледен. ОбомлелаТолпа. Все ждут чего-нибудь —Упреков, жалоб, слез. Ничуть!Она на мужа посмотрелаИ бросила ему в лицоСвое венчальное кольцо —И в обморок.4
Тогда это слово употреблялось во множественном числе. – М. Ч.
А вот уж что было дальше – вы прочитаете сами. Лермонтов должен быть в каждом доме. Не так уж много в России таких поэтов.
В восьмом классе – то есть в 13—14 лет – я сходила с ума (как и положено) от его любовных стихов. В моей тетрадке тех лет их выписано немало. Почему-то переписывать своей рукой волнующие строки очень хотелось. И на большой перемене у моей последней парты собиралось восемь-десять любительниц стихов, и я читала («с выражением») иногда по несколько строф из стихотворения, иногда – только одну строфу (я выписывала с разбором!..):
Я не унижусь пред тобою.Ни твой привет, ни твой укорНе властны над моей душою,Знай, мы чужие с этих пор!Иногда это было длинное стихотворение, которое девочки слушали не дыша:
Я к вам пишу случайно; право,Не знаю как и для чего.Я потерял уж это право.И что скажу вам? – ничего!Что помню вас? – но, Боже правый,Вы это знаете давно;И вам, конечно, все равно.И знать вам также нету нужды,Где я? что я? в какой глуши?Душою мы друг другу чужды,Да вряд ли есть родство души.Ах, как трогали нас, четырнадцатилетних, эти горестные и горькие строки! Через несколько лет, уже на филологическом факультете того самого Московского университета, в котором учился и Лермонтов, я узнала, что стихотворение обращено было к Вареньке Лопухиной, тогда уже Бахметевой. Четыре года после их встречи и взаимной влюбленности она ждала от Лермонтова каких-либо шагов. И, не дождавшись, вышла в двадцать лет (тогда это был едва ли не предельный возраст для барышни на выданье) за немолодого и, видимо, безразличного ей Бахметева. Лермонтов горевал; посвятил ей немало стихотворений, рисовал ее портреты – карандашом и акварелью. «Валерик» написан на Кавказе, куда офицер Лермонтов был выслан, именно в том 1840 году, когда он был прямым участником боевых действий. Стихотворение написано через пять лет после замужества Лопухиной; у нее была уже трех– или четырехлетняя дочь.
И как печально-смиренен конец стихотворения (не напечатанного, заметим, при жизни поэта):
Теперь прощайте: если васМой безыскусственный рассказРазвеселит, займет хоть малость,Я буду счастлив. А не так? —Простите мне его как шалостьИ тихо молвите: чудак!..Повторю – это надо читать до 16 лет! Позже уже так не взволнует.
А чем же, собственно, надеялся поэт развеселить адресатку?
В этом же стихотворении он рассказывает о жестоком бое с чеченцами у реки Валерик (с ударением на последнем слоге) – эпизоде той бесконечно долгой (семидесятилетней) войны, которую вела Россия в XIX веке на Северном Кавказе. В те школьные годы эта, серединная часть длинного стихотворения читалась девочками невнимательно (не знаю про мальчиков). Сегодня мимо нее не пройдешь.
...Вот разговор о старинеВ палатке ближней слышен мне;Как при Ермолове ходилиВ Чечню, в Аварию, к горам;Как там дрались, как мы их били,Как доставалося и нам.«При Ермолове» – значит, довольно давно. Генерал А. П. Ермолов был назначен главнокомандующим на Кавказ в 1815 году и через три года уже приступил к своему плану покорения горских народов Северного и Центрального Кавказа – что выражено у Пушкина в двух строках «Кавказского пленника»:
Поникни снежною главой,Смирись, Кавказ: идет Ермолов!А в 1827-м, то есть за 13 лет до событий, в которых участвовал (и описал их) Лермонтов, Ермолов уже уволен в отставку (видимо, Николай I припомнил ему некоторую близость к декабристам).