Не доверяй мне секреты
Шрифт:
– Господи, да что же это такое?
Я виновато вздрагиваю:
– Юан сейчас придет, через минутку…
Мама борется с узлом:
– Что это за игры у вас такие, Грейс? Бог мой, на кого ты похожа!
Юбка у меня задралась почти до пояса, и она торопливо одергивает ее.
– И это твои новые сандалии! – горестно кричит она.
Узел наконец поддается, и я пытаюсь вытереть с сандалий грязь, но мама не дает, изо всей силы трясет меня, хватает за руку и тащит за собой.
На звонок дверь открывает Мо; она стоит в проходе и улыбается, вытирая руки о передник. Но едва лишь мама раскрывает
– Знаешь, где я только что нашла Грейс? – Мать толкает меня вперед. – В лесу, за полем! Она была привязана к дереву. Одна! И юбка на ней была задрана чуть не до шеи. А если бы это была не я, а кто другой? Он мог сделать с ней все, что ему захочется!
Рядом с Мо появляется Юан.
– Я уже собирался бежать обратно! – Он поднимает перед собой сумку с сэндвичами, имбирной коврижкой домашней выпечки и двумя бутылками лимонада. – Я прибежал за едой, понимаете?
– В следующий раз, Юан, не оставляй Грейс одну, а бери с собой, – говорит Мо, приглаживая ему вихры.
– Но ведь я охраняла наш штаб, – говорю я.
– Ага, – подтверждает Юан, хмуро поглядывая на наших матерей. Он кладет сумку с едой на землю и дергает себя за пальцы так, что трещат суставы. – И вообще, что мы такого сделали?
– Ты слышишь, Мо, это он привязал ее к дереву! – Мама так кричит, что от неожиданности Мо делает шаг назад. – Привязал к дереву, ты можешь это себе представить?!
– Послушай, Лилиан, немножко свободы им не помеша…
– И ты имеешь наглость учить меня, как воспитывать детей? У тебя самой Клер целыми днями болтается по улицам с местными хулиганами, Джордж по вечерам уже лыка не вяжет… а твой Юан? Вечно что-нибудь натворит!
Мо белеет, как ее же свежевыстиранная, развевающаяся на ветру простыня.
Мама опускает голову и смотрит на меня.
– С Юаном ты больше играть не будешь, поняла? – говорит она и переводит взгляд обратно на Мо. – А на после школы я приму еще кой-какие меры.
Мама резко поворачивается и ведет, нет, скорее, тащит меня за собой, словно на буксире. Я оглядываюсь: Юан все еще трещит суставами пальцев, потом бьет кулаком по дверной коробке, и Мо уводит его в дом.
На следующий день в школе он со мной не разговаривает.
– Я оказываю на тебя дурное влияние, – сообщает он, сковыривая грязь со штанов. – Мама говорит, я должен держаться от тебя подальше.
Я от обиды вся мертвею, что-то лепечу, мол, я постараюсь убедить свою мать, что она не права. Он ноль внимания. Я сержусь, потом меня охватывает невыносимое отчаяние, грудь болит, словно от удара кулаком. Меня зовут прыгать через скакалку, но я не иду. Шаркая новыми сандалиями, отправляюсь смотреть, как Юан играет с мальчишками в футбол.
Весь следующий месяц после школы я хожу играть к Фей. Она целыми днями сидит дома, на улицу носа не кажет, не то что по деревьям лазить. Море, говорит, холодное, в нем купаться нельзя. У нее нет ни собаки, ни цыплят, ни козы, а сестра ее вечно меня поправляет:
– Надо говорить не «заместо», а «вместо»! Не ставь локти на стол! Если что-то просишь, надо говорить «пожалуйста»!
В пять часов у нас вечерний чай, но я отказываюсь есть, выхожу из-за стола, оставляя тарелку нетронутой. Так проходит две недели, я все больше и больше устаю,
Я перемещаю три горошины на вершину кучи вареной картошки и хлопаю по сооружению вилкой.
– Ненавижу Фей, ненавижу ее сестру. Никогда больше к ним не пойду.
– А вот у вас новенькая появилась, Орла, как ты к ней относишься? – спрашивает мама каким-то чересчур радостным голосом.
– Я ее совсем не знаю, – качаю я головой.
– А Моника? Красивая, умненькая девочка…
Я кричу так громко, что из гостиной выходит папа.
– Что тут у вас происходит? – спрашивает он.
Мама чистит кастрюли. Она даже не оборачивается, продолжает яростно тереть мочалкой.
– Опять капризничает.
– Может, надо выслушать человека, – обращается папа к прямой, как доска, спине мамы. – Что мы ее мучим, какой толк?
– Мучим? Да она сама кого хочешь замучит! – Она со звоном и грохотом водружает скороварку на сушилку. – Вечно все хочет делать по-своему!
– Лилиан! – рычит папа, а я сую в рот полную вилку еды; она не лезет в горло, застревает комом, будто я пытаюсь проглотить большую карамелину. – Ей уже восемь лет. Посмотри на нее, она же так у тебя скоро сляжет. Хватит драть нос и немедленно отправляйся к Мо.
– Ни за что! – кричит мама в ответ, наконец поворачиваясь к нему; губы ее искривлены злостью, в широко раскрытых глазах ярость. – Не пойду, понятно? Она еще будет указывать мне, что делать в моем собственном доме, истеричка и хамка!
Отец еще не успевает ничего прокричать в ответ, как я срываюсь с места, мчусь к лестнице, забегаю в туалет на втором этаже, выплевываю картошку в унитаз и сажусь, зажав уши ладонями, чтобы не слышать их ругани.
Через несколько минут кухонная дверь с грохотом захлопывается. Я бегу к заднему оконцу и вижу, как мать шагает по дорожке в сторону сада Мо. До слуха доносятся обрывки фраз: «нарочно…», «все нервы измотали…», «была не права…» Не пройдя и половины пути, мама закрывает лицо руками. Из дома выбегает Мо, обнимает ее, как она обнимает детей. Дает маме платок, та сморкается, потом идет обратно. Затаив дыхание, жду. Она входит ко мне в комнату. Ничего не говорит, просто смотрит на меня, и все. Я обвиваю руками ее талию как можно крепче, потом выбегаю и мчусь вниз по ступенькам. Папа поднимает глаза от газеты, и, пулей пробегая мимо, я вижу улыбку на его губах. Мчусь к калитке, проскакиваю в нее и попадаю прямо в объятия Мо. Она смеется и отрывает меня от себя.
– Вот чумовая, чуть с ног не сбила, ей-богу.
Я радостно прыгаю вокруг:
– А Юан где?
– Да там, у себя в пещере. И не забудь ведерко! – кричит она уже мне в спину.
На бегу подхватываю ведро.
– Я люблю тебя, Мо! – воплю, не оглядываясь, и спускаюсь к берегу.
Ветер развевает подол платья, волосы. Бегу босиком, раскинув руки в стороны и оставляя на мягком песке следы.
Вижу его у самого берега, он наклонился и смотрит на что-то в воде, плещущейся между скалами. Я кричу, но ветер уносит голос в сторону. Наконец добегаю; я так взволнована, что едва могу говорить, только приплясываю на одной ножке и кружусь.