Не дуй
Шрифт:
– Никого я не обманываю, – парировал Женя. Язык волочился неохотно.
– Думаешь никто не замечает? – не сдавалась жена. – Ты каждый день в … в стельку.
– Чего ты хочешь? – рой мыслей кажется выстроился в шеренгу. – Я каждый день как проклятый вкалываю … за баранкой … я … расслабиться …
Анжела горько ухмыльнулась. В глазах застыли боль и сожаления. Слова закончились. Она подняла сумку и ушла. Женя провел ее мутным взглядом. Теперь можно пообщаться с лучшим другом Франкенштейном.
Хлопок входной двери прозвучал как сигнал. Пух залез под умывальник. Достал побитую фляжку. Слава богу только вчера заправил. Несколько глотков увезли его на ковре-самолете.
Проснулся затемно. По привычке. Вчерашняя сцена всплыла в расслабленном мозгу как неприятный сон. До конца не веря собственной памяти, Женя проверил спальню. Заглянул в ванную. Анжелы не было. Значит на самом деле ушла.
– Дура! – буркнул Женя, без злобы и сожаления.
«Ушла и ушла, – подумал он, подавляя рвотные позывы. – Ну да, могу себе позволить. Не злоупотребляю, не скандалю. Просто снимаю стресс. Она еще не знает что такое муж алкаш. Да если бы я был алкашом, кто бы меня посадил за руль тачки в сотню штук зелени? Зарплату приношу. На лево не хожу. Что еще надо?»
– Дура, – еще раз повторил он и из желудка вырвалась желтая кислая масса.
«Подумает, – продолжал он размышлять, вяло полоща рот, – посоветуется со своей придурочной мамашей. Подружками … С кем там еще? Неважно. Вернется. Никуда не денется. Да что ж мне так хреново?»
Прошел на кухню. По обыкновению полез в холодильник. Завтрак из трех яиц, бекона, жирного молока должны привести в чувства. На кухонном столе лежал Франкенштейн. Фляга сбивала каждой своей вмятиной. «В конце концов, – вдруг вырвалась из темноты подсознания, – я имею право поболеть. За два года ни разу не болел» Оставались сомнения. Они царапали, не давая твердость решению. Наконец, взял флягу. Открыл дверцу под умывальником. Вдруг понял, теперь лучшего друга можно не прятать. Никто их ругать не будет. Взялся за ручку холодильника. Открыл и с раздражением хлопнул обратно.
– Да от меня жена ушла! – выпалил он вслух, откупорил флягу и приложился.
Следующая мысль, смутно выглянувшая из тумана: «Надо бы позвонить на работу …»
Тяжелое сознание вернулось в реальность, когда солнечные лучи падали косо. То ли утро, то ли вечер. Не важно. Важно то, что дружок Франкенштейн опустел. Утомительного похода в магазин не избежать. Но теперь неразлучная пара страданий, похмелье и желание выпить, ненадолго. Никто и ничто не удерживает. Нужно просто дойти до магазина.
Первой бутылки «скрутил голову» прямо на пороге супермаркета. Возвращение домой, в квартиру, заняло ноль секунд. Их просто не было. Женя проснулся в кресле у телевизора. Как здесь оказался, не помнил. Да и не надо помнить. Каким бы счастливым был человек, если бы мог помнить только то, что хочется помнить? Например глухой звук бульканья в бутылке, да огонь счастья обжигающий глотку.
Входной звонок отозвался набатом. Добавились раскатистые удары. Сознание выдало мысль еще до того, как Женя открыл глаза: «Вернулась. Куда денется?» Встал. По ногам потекло. Пух опустил взгляд и понял что обделался. Широко расставляя ноги, короткими шагами, побрел к входной двери. Припал к глазку и обомлел. В дверь барабанил Михаил Константинович, он же Миша Танк, начальник охраны шефа.
– Открывай, – пробасил он, заметив метаморфозы в стекляшке глазка, – хуже будет!
– Кто там? – сам не понимая зачем, спросил Пух.
– Ты что ослеп? Открывай, говорю.
– Сейчас, – буркнул Пух, судорожно пытаясь включить мозг.
«Надо помыться, переодеться и … обвязаться шарфом. Я же сказал что белею. Или не сказал? И градусник надо, и …»
– Слышь? – гаркнул из-за дверей Миша. – Через минуту не откроешь, выломаю нахрен!
– Открываю.
Сам не понимая что делает, Женя повернул замок.
– Ключи и документы на машину! – приказал громила, буравя взглядом растерявшегося Пуха.
– Машину, – тупо повторил Женя, никак не понимая чего от него хотят.
– Мерин на парковке. Я проверял. Ключи отдай и бухай себе сколько влезет.
– Я … я заболел … температура, – замямлил Женя, понимая задурманенным мозгом что несет чушь.
– Ага. Ключи давай.
Пух потянулся к шкафу. Нащупал во внутреннем кармане куртки бумажник. Достал пластик. Затем долго шарил по остальным карман, ища ключ. Нашел. Трясущимися руками протянул гостю.
– Вот. Это … завтра я … короче таблеток выпью … стану … короче как штык … на работе …
– Не надо, – сказал Михайл, протягивая несколько хрустящих купюр. – Это расчет. Шеф передал.
– Расчет? – удивился Пух. – Какой расчет?
– Полный, – ухмыльнулся громила, – и безоговорочный.
– За что? – от возмущения голос Жени охрип. – Заболел … пару дней …
– Пару дней? Сегодня какой день, чудила?
– Ну … Вчера … температура … понедельник … значит сегодня вторник. Или среда?
– Сегодня понедельник. Ты неделю бухаешь. Шеф неделю на Шкоде ездит. Капец. Бери деньги. Все, пока! – Михаил помахал купюрами перед лицом Пуха.
– Да не … не может быть!
– Может, Пух! Еще как может! Думаешь дураки кругом? Повезло что мусора мерин шефа не тормозят. Право не имеют. Но я-то не слепой. Еще год назад хотел тебя уволить! Шеф не велел. Они что, с твоим батей служили вместе?
Женя смотрел на него широко открытыми глазами. Слова громилы перешли на задний фон. На переднем плане закрепились, как альпинист в скалу, два желания: блевануть и выпить. Не до конца осознав вопрос, Пух кивнул.
– Короче, братан, завязывай! – Михаил сунул за пазуху Жени купюры. Повернулся и, не оглядываясь, побежал вниз.
Потоптавшись на пороге, Пух достал деньги. «Значит так меня ценят? И эти гроши за все те года, что я на них горбатился. Суки!» Непреодолимая злость охватила наполовину витающее в пустоте сознание. Несправедливо! Все это несправедливо и неправильно. Он еще всем покажет. Еще как покажет. Будут умолять вернуться, а он подумает.
– Да пошли вы все! – рявкнул Женя, излив гнев на спертый воздух лестничной площадки.