Не единственная
Шрифт:
— Что ты делаешь? — улыбаясь сквозь слезы, спросила Аньис.
— Запоминаю тебя — на всякий случай, — с легкой горькой улыбкой ответил он. — Я ведь не знаю, кого ты выберешь. Меня. Или своего дракона. Я могу проникнуть в твое сознание. Но вот беда, — он улыбнулся шире, — ты и сама еще этого не знаешь, Сокровище. Пойдем, нужно многое обсудить всем нам.
Когда они вернулись, глаза Эдора полыхали. Казалось, сейчас он кинется к Аньис, схватит ее за руку и рванет к себе. Но дракон сдержал порыв. А Аньис заметила, что их словно магнитом тянет друг к другу. Неожиданно
Рональд всегда говорил, что в ее сердце много любви. Так много, что она не представляет сколько. Теперь она понимала это. Ее любви хватает на двоих, и ни одного из них она не может лишить ее полноты, хоть любит по-разному.
Все встало на свои места. В любви всегда две стороны. Одна из них — самоотдача, альтруизм и жертвенность. Способность любить несмотря ни на что, и отпускать любимого, действовать в его интересах вопреки себе. Рональд всегда обладал всей мощью этой грани.
Другая сторона — желание принять то же в ответ, желание приблизиться к любимому и обладать им. И Эдор много лет знал лишь это. Эта грань тоже важна. Недаром ей так хотелось, чтобы Рональд удерживал ее и отдавался целиком. Возможно, высшие сущности наделены лишь альтруистичной стороной любви. Но людям важны обе.
Все просто. Чтобы обрести всю полноту любви, каждому из них нужно было лишь обрести недостающую грань. Рональду — удержать, как сделал он, когда она хотела уйти из-за портрета, обладать ею по-настоящему. А Эдору — понять и отпустить ее.
И как ей выбрать? Расстанется с любым из них — и потеряет половину сердца.
Как странно, думалось Аньис. Страдала, что не единственная для мужа. А теперь она единственная для обоих, но каждый из них — не единственный для нее.
Любит обоих. И оба несовершенны. Где-то они оба игроки, противоречивые и сложные. Но оба способны на самопожертвование ради Вселенной, мира и любимых. И оба прекрасны.
Но все-таки Аньис казалось, что одна из этих любовей должна быть сильнее. Как это узнать? Сейчас она не могла потерять никого из них.
Разговоров было много. Кай и Ингрит, а также замученные архоа, освобожденные из ада, должны были узнать, что произошло. Да и Рональду с Ингорио и Эдором было что обсудить. То, что, когда дракон и Сокровище обретают друг друга при условии взаимной любви, происходит выброс энергии невиданной силы, оказалось сюрпризом для всех. И уж, конечно, это не знала Аньис. Она лишь спасала жизнь Эдору.
История Кая была простой. Волна пламени накрыла его, и он думал, что умрет. Но всего лишь потерял сознание, а очнулся, когда двое высших волокли его в адскую тюрьму. Немало мучений пришлось ему пережить. Краах и Двое приходили поглумиться над ним, порой пытали — по одиночке или втроем. Но все же самых страшных пыток ему не досталось, его берегли для конечного ритуала, в котором он должен был отдать кровь и силу — и умереть.
С Ингрит было еще проще. Она потеряла сознание, упав на землю. И ад поглотил ее. Очнулась она в тюрьме, где тоже подверглась мучениям, не столь ужасным, впрочем. Ее тоже берегли для ритуала.
А самой страшной пыткой для Кая и Ингрит было знать — ощущать обонянием, что любимый супруг в соседней камере. И слышать крики боли, когда его пытали.
Три архоа, что пробыли в тюрьме много столетий, с трудом могли говорить. Даже целительная магия Ингорио не помогала им в полной мере. По просьбе Рональда бессмертный согласился отвести их к Орлеану, где благодать и магия помогут исцелиться.
Но прежде Ингорио должен был отвести Кая и Ингрит в Архоа, к их народу. Они рвались жечь остатки адских сил, но всем было очевидно, что им требуется отдых и восстановление. Пока Рональд и Эдор вернутся на поле боя и закончат дела с адом.
— Ты стал настоящим Правителем, сын, — сказал Кай Эдору. — Взять на себя весь груз ответственности за мир, принять удар на себя может лишь истинный правитель архоа.
…А Эдор смотрел только на Аньис. В янтарном море плескалась нежность вперемешку с болью. Наверное, тоже запоминал…
Когда Ингорио ушел с Каем и Ингрит, Рональд обнял Эдора и Аньис за плечи, и они вернулись в свой мир.
Они оказались на палубе корабля, их было здесь много… Все море возле гор Андорре кишело разномастными судами. На большинстве реял карлийский флаг с изображением корабля на волнах. Это карлийский флот пришел на помощь Альбене с их континентальными союзниками. Но были и другие — с черно-белыми флагами пиратов.
— Отличная идея послать твоих пиратов в бой, хорошо, что догадался, — сказал Рональд Эдору.
Они стояли втроем на палубе. Эдор медленно переводил полный боли взгляд с Рональда на Аньис и обратно, как будто что-то взвешивал про себя.
Рональд приветствовал капитана корабля, объяснил ситуацию. Тот сообщил, что силы ада внезапно отступили. Теперь мелкая нечисть сдавалась в плен, и никто не знал, что с ними делать. А высшие сущности ада вдруг ослабели, некоторые из них тоже сдавались в плен и молили о пощаде, просили сохранить им жизнь и дать возможность обитать где-нибудь в Андоррэ.
— В любом случае ад замолчал надолго, — сказал Рональд. — А если когда-нибудь воспрянет — что маловероятно после смерти Трех — архоа будут на страже.
Эдор, молчавший все это время, вдруг сделал шаг к нему.
— Наставник… — с усилием произнес он. — Прости, что продал тебя…
Рональд кивнул и добавил:
— Спасибо, что пришел за мной в ад. Твой отец прав, это поступок Правителя.
— И… — казалось, Эдору тяжело произнести это. Лицо исказила гримаса. Но он уже привык побеждать самого себя. Он рывком снял с пальца черное кольцо. — Вот твое кольцо. Я взял его без твоего ведома. И оно не принесло мне счастья…
Рональд принял кольцо и коснулся его плеча:
— Кто знает, — усмехнулся он. — А кольцо мне еще пригодится.
И оба замолчали. Черные и янтарные глаза смотрели друг на друга, и воздух между ними становился то густым, то легким и ясным. Наконец Эдор отвел взгляд и обернулся к Аньис. Ему снова было сложно говорить.
— Я люблю тебя, Аньис. Больше, чем Сокровище. Знаю, что в твоем сердце есть место и для меня… Достаточно, чтобы спасти мне жизнь. Мы оба это знаем. Но ты любишь своего мужа. Я должен уйти. И я… я буду всегда ждать тебя, — по смуглой щеке прокатилась слеза.