(Не) его трофей
Шрифт:
— Да-а, касайся меня, — вжимается бедрами в мои, давая почувствовать, как сильно возбужден.
Вновь приникает к губам, жадно исследуя руками мое тело. Сжимает грудь, ягодицы…
Сквозь грохочущий в ушах пульс доносится какой-то звук. И через секунду Яра отрывают от меня охранники.
— Не надо! Перестаньте, ну пожалуйста, — ору в панике, но на меня никто не обращает внимание.
Один из охранников закрывает собой, оттесняя от драки, другие пытаются справиться с
Я вижу, что в руках одного мелькает пистолет.
— Не смейте! — сбрасываю с себя руки охранника, который инстинктивно пытается меня удержать. — Это приказ!
Отталкиваю его и, под удивленными взглядами охранников, бросаюсь к Яру.
Сбитыми в кровь руками он обнимает меня. Бешеный взгляд впивается в мое лицо. А его все в крови. Бровь, губа…
— В отсутствие моего отца вы подчиняетесь мне! И если я требую прекратить, то, будьте добры, так и делать!
И повернувшись к Яру:
— Яр, о боже…
Дрожащими пальцами касаюсь разбитого лица. Он перехватывает их, прижимается губами.
— Ты моя? — спрашивает дрогнувшим голосом.
— Да, Олег, нашли, — доносится до меня. — Цела. Тут все…Странно. Да, едем.
— Катя? — Яр смотрит так, будто от моего ответа зависит его жизнь.
— Да.
А он, наплевав на охранников вокруг, целует меня разбитыми губами.
Я могла его потерять. Яра могли убить минуту назад. Убить из-за меня!
— Я разберусь со всем, — зажмурившись, прижимается лбом к моему.
Открывает глаза. В них зажигаются и гаснут звезды.
— Ни о чем не волнуйся, поняла?
Ни о чем не волнуйся. Смысл его слов доходит аж тогда, когда за окнами машины уже маячит папин особняк. Обрушивается на витающий в облаках от близости Яра мозг.
Мужчина крепче прижимает меня к своему боку и улыбается. Так довольно, как сытый хищник.
Заезжаем в ворота, паркуемся прямо на подъездной аллее. Еле находим место из-за других автомобилей, оставленных здесь же и как попало.
Отдаю сидящему спереди охраннику аптечку. Так навскидку швы Яру не нужны.
Навстречу высыпают… Все.
И, если бы могла, то я бы убежала и спряталась, как нашкодившее дитя.
Яр помогает мне выбраться из машины.
Ловлю взгляды папы, мамы, Сани… Игоря.
— Ах ты, дрянь, — и сжав кулаки бросается навстречу.
Яр отталкивает меня себе за спину, скручивает Игоря в борцовском захвате и оттаскивает.
— Офигел вообще?! — рявкает на него. — Успокоился быстро!
Тот хрипит и пытается вырваться.
— Отпусти его, — командует папа. — Что стали? Разнимите их.
К моему удивлению, Яр подчиняется. Возвращается «на позицию», так, чтоб отгораживать меня собой от остальных.
Между ним и Игорем охрана. Тот что-то говорит в полголоса. Что именно, я не могу разобрать.
— Внутрь идите! — тоном, заставляющим дрожать впавших в немилость окружающих, говорит папа.
Спотыкаюсь о платье. Яр наклоняется и подхватывает юбки, задирая их до щиколоток. Белая ткань в пыли, на ней кровь. От этого мороз по коже.
Второй рукой он берет меня под локоть, помогая идти.
Заходим в особняк.
— Я хочу знать, что это было, Катерина? — спрашивает папа, когда оказываемся в зале.
— Все вопросы задавайте мне, а не ей, — рявкает Яр.
— Да кто ты такой?! — голос Игоря звенит.
— Ее мужчина. И за сегодня отвечу сам.
Охранники предусмотрительно приближаются к ним обоим.
— Это так, Катя? — папа буравит меня взглядом.
Кажется, я слышу, как сердце Яра пропускает удар вместе с моим.
Глава 23
— Да, папа.
— Олег, я не могу в это поверить…
— Отец ее тут причем? Че за детский сад, — насмешливо бросает Яр.
— Яр, я тебя прошу, не надо, — беру его за руку. — Дай нам поговорить. Наедине.
— И не подумаю. Он в неадеквате, еще набросится на тебя…
— По себе не суди! — орет Игорь.
— Что ты сказал?! — Яр дергается к нему, — А ну, повтори!
Игорь отшатывается.
— Яр, хватит! — становлюсь напротив, преграждая путь. Ловлю бешеный взгляд, — Хватит!
Поворачиваюсь к Игорю.
— Идем.
— О чем тут говорить, Кать, — выдавливает срывающимся голосом, — все и так понятно.
Разворачивается и бросается к выходу.
— Игорь, подожди! — Яр хватает за руку, но я выдергиваю ее и, подобрав юбки, бегу за Игорем.
Догоняю уже за дверью.
— Игорь…
— Ты могла сказать, Катя! Могла сказать правду, — выдавливает срывающимся голосом. — Что не любишь, что не нужен. Зачем было это все?! Заче-ем?! Ты меня перед всеми опозорила, Катя-я! За что? Чем заслужил, скажи?!
Из его глаз катятся слезы. Крупные, как у ребенка. Они исчезают в аккуратной щетине, капают на распахнутый воротник белой рубашки.
— Ничем, — мне так жаль. Так невообразимо жалко его. Невообразимо стыдно. Впервые в жизни настолько. Впервые в жизни я причинила кому-то такую сильную боль, поступила так ужасно. Еще и с кем? С человеком, с которым выросла, который был мне как старший брат. Которого я по-своему люблю, пусть и не как своего мужчину.
— Я виновата. Я так виновата перед тобой.