(Не) его трофей
Шрифт:
— Не хочу врача, — прижимает меня к себе, и я чувствую, что у него встал. — Тебя хочу. Сейчас.
Сминает поцелуем приоткрытые для ответа губы, и я забываю, что хотела сказать. Проникает горячим языком глубоко мне в рот, заполняя терпким горьковатым вкусом. И вкусом крови. Эта смесь пьянит, как пьянят поцелуи после боя, поцелуи победителей с начала времен.
Скольжу руками по влажным от пота плечам, груди, лаская подрагивающие от предельного напряжения мышцы. Не уставшие, нет. Снова готовые к битве только иного характера.
Яр возится с перчатками
Его страсть зажигает меня. Вкупе с головокружительным ощущением жизни, какое бывает после того, как избегаешь какой-то страшной опасности, адреналином, распаляет настолько, что кажется словно по моим венам бежит не кровь, а жидкий огонь.
Яр ведет уже голой рукой мне по внутренней стороне бедра так же, как это делала я перед боем. Накрывает гладкий треугольник под кружевом белья, поглаживает пальцами складочки.
Подталкивает меня своим телом вперед, пока я не упираюсь спиной в стенку. Боковым зрением вижу справа от себя дверь. Яр рывком распахивает ее, втаскиваем меня внутрь и запирает замок.
Душевая. Три новенькие кабинки в белом кафеле от которого слепит глаза.
Яр берется за подол платья и стягивает его с меня через голову. Заботливо вешает на свободный крючок для полотенец.
Скидываю с ног туфли. Оставшись в одних трусиках и чулках с поясом захожу в кабинку, увлекая Яра за собой.
Кафель ледяной, а мужское тело горячее. Мурашки рассыпаются под жадными руками с покрасневшими и припухшими костяшками, рисующими на мне обжигающие узоры. Яр включает воду, и она льется на наши головы смывая с его лица кровь, с моего-макияж и безнадежно портя прическу. Но мне на это плевать. Яр ловит мои губы, но я с улыбкой позволяю лишь на несколько секунд целовать их, а потом медленно опускаюсь на колени. Им становится больно от твердого кафеля, но я это едва замечаю.
Стягиваю шорты и член упруго высвобождается из-под них. Обхватываю его рукой у основания и глядя снизу-вверх в расплавленный штормовой взгляд мужчины, медленно погружаю в свой рот. Сквозь шум воды и частый стук собственного сердца слышу хриплый стон.
Беру глубже чувствуя, как он пульсирует. Обвожу языком рельеф, каждую вздувшуюся венку. Смакую пьянящий мускусный вкус. Опускаю взгляд, прикрываю глаза.
Все, о чем читала и смотрела, тает в голове вместе со страхом оказаться неловкой. Кажется, словно тело само знает, что ему делать, чувствует.
Горячая пятерня путается в моих волосах на затылке. Яр почти не нажимает, но я чувствую, что он едва сдерживается, чтоб удерживая меня, не двинуть бедрами, проникая глубже.
Мне давит на заднюю стенку, дышать трудно, но это так… Возбуждающе.
Слегка отклоняюсь, втягиваю щеки под надсадное дыхание сквозь стиснутые зубы. Вновь беру максимально глубоко. Поднимаю взгляд.
Яр облокачивается о стену, запрокинув голову и прикрыв глаза. По напряженным до предела мышцам стекают дорожки воды. Их абрисы резкие настолько, что это кажется невозможным. Провожу руками по кубикам пресса и они дергаются под пальцами.
Оплетаю языком головку, сжимая руками мускулистые бедра.
Яр в какой-то не выдерживает и подается вперед, вколачиваясь в горло. У меня вырывается хрип, из глаз текут слезы. Мне не больно. Мне так… Порочно сладко.
Сама насаживаюсь ртом. Чуть отклоняюсь и сильно сосу, чувствуя губами бешенную пульсацию.
С хриплым стоном Яр толкается еще раз и мне в горло ударяет теплая струя. Проглатываю.
Яр поднимает меня с колен и жарко целует, втирая в стенку. Животом чувствую, что он готов снова.
Глава 45
Сидим на диване в раздевалке. Я сняла мокрое белье и чулки, собрала влажные волосы в пучок, стерла с лица остатки косметики и теперь, скорее всего, выгляжу очень странно в вечернем платье. Но мне абсолютно безразлично, как я выгляжу, и что думает обо мне этот тощий неряшливый полицейский с недовольным выражением на простоватом, покрытом прыщами лице.
Единственная задача сейчас — это поскорее отвезти Яра в больницу не допустив, чтоб он сказал и сделал перед этим что-то, что может потом ему хоть как-то навредить. Сейчас ведь все просто отлично, учитывая ситуацию. Свидетелей того, кто инициировал потасовку полно. Того, что все действия Яра были исключительно в целях самозащиты — тоже. Да и вообще мы здесь у себя дома, на своей территории, а они в гостях…
— Для дачи свидетельских показаний мой клиент прибудет после того, как получит необходимую медицинскую помощь, — с акцентом на слове «свидетельских» говорю полицейскому. — А теперь, если позволите, он отправится в больницу.
Яр недовольно выдыхает сквозь зубы. Бледный, как полотно с отекшим от ушибов разбитым лицом он полулежит на диване. Из одежды — брюки и полностью расстегнутая рубашка, обнажающая покрытый кровоподтеками торс. Мужчина, уставший настолько, что с первого взгляда кажется, будто остатки его сил уходят на то, чтоб держать глаза открытыми и фокусировать мутный взор. Со второго понятно, что это впечатление обманчиво. Один неправильный взгляд, не вовремя сказанное слово, и он готов подорваться на ноги и заставить горько пожалеть.
Полицейскому ничего не остается, кроме как «позволить». Это к другим есть претензии, это другим грозит как минимум утомительная волокита, как максимум — статья. Не нам. И не ближайшим нашим, благоразумно воздержавшимся от атаки и сопротивления полицейскому спецназу.
У Макса похоже все-таки сломан нос. Вадик выглядит целым, куда подевался Кабин не знаю. И хорошо, пусть лучше не попадается на глаза Яру. Тот и без того зол. Мужчинам в общем не нравится чувствовать себя разбитыми, они это переносят тяжелее женщин. А уж с характером Яра… Саня помятый, в порванной рубашке и угрюмый, но тоже с виду в норме.