Не гони лошадей
Шрифт:
Аспирант выяснил по архивам, что женщина проживала в Тарасовской области, а в шестидесятых годах вернулась в Тарасов. Мысль о том, что у кого-то в Тарасове есть шедевр, не давал покоя аспиранту. Он поделился ею со своим научным руководителем. Тот высмеял молодого человека… — Я прервала свой рассказ, наблюдая за реакцией следователя.
— Хотите, я назову фамилию профессора? — с безразличным видом произнесла я, хотя он наверняка уже догадался, какую фамилию сейчас услышит. — Карташев. Он и виду не подал, что
Между прочим, он интересовался ценами Сотби на картины мастера. У него дома есть каталог, и там рукой профессора пометки оставлены.
— Как фамилия аспиранта? — наконец-то обрел дар речи следователь.
— О, фамилия у него известная, правда, сам он к смерти профессора никакого отношения не имеет. Павел Коган, брат того самого Когана. Надеюсь, слышали про такого?
Следователь сложил губы в подобие улыбки, вышла гримаса. Я не отказала себе в удовольствии завершить рассказ, вернее, изложить свою версию. Потому как добывать детали — дело следователя.
— А дальше, как выяснилось, происходило следующее: профессор вышел на старшего брата, о криминальном прошлом которого знал. Судьба улыбнулась Карташеву. У братьев умерла мать, и на похоронах профессор встретился со старшим Коганом и договорился о дальнейших действиях.
Профессору удалось выяснить, кто стал наследником Катерины Васильевны — ее двоюродная племянница, соседка Марины, Варвара Никитична Морозова, о чем он и сообщил своему сообщнику. Профессор наведался на квартиру к Морозовой под видом работника музея, убедился, что картина цела-целехонька.
Между прочим, если вы предъявите женщине фотографию профессора, она узнает в нем того самого человека, приходившего к ней из музея.
Коган-старший решил, что не стоит делиться с профессором, и просто избавился от него: инсценировал заказное убийство у стен университета. Вот и все. Подробности можете узнать сами у Когана-старшего, он арестован, идет следствие…
Следователь молчал. Я его понимаю, кому приятно получать щелчок по носу. Я уже не злилась на него.
— Надеюсь, вы не будете возражать, если я напечатаю свою версию в газете? — произнесла я, вставая. — Пойду работать, пока коллеги не опередили.
Я притормозила у газетного киоска. Очередь?! Я давно не видела, чтобы за печатным словом выстроилась толпа жаждущих. Я вышла из машины полюбопытствовать, что же так заинтересовало читателей, и вздохнула с облегчением. «Свидетель»! Конечно, в этом номере две потрясающие истории, которые не могут оставить читателей равнодушными.
Я прошла мимо охранника, приветливо кивнувшего мне, в его руках я тоже, кстати, заметила сегодняшний номер «Свидетеля», и поднялась на второй этаж.
— Доброе утро, — поздоровалась с Виктором и Сергеем Ивановичем. — Очередь видели? — Я указала пальцем в окно, откуда хорошо был виден газетный киоск. — А где Марина? — поинтересовалась я, разглядывая пустое секретарское место. Мужчины переглянулись.
Сзади меня хлопнула дверь.
— Всем привет, — раздался жизнерадостный Маринкин голос. — Олечка, Олечка, мне нужно тебе кое-что рассказать.
Я быстро обернулась. Так и есть, опять то же самое шальное выражение, в руках здоровенный букет роз.
Нет, только не это, никаких романтических историй я больше не вынесу. Для восстановления моего здоровья необходим отдых, желательно где-нибудь далеко от нашего города, от преступников, подвалов и икон. Может, отправить в отпуск Марину? Бесполезно. Она, не обращая внимания на мои протесты, закрыла дверь и, улыбнувшись, произнесла:
— Он такой потрясающий, такой симпатичный, смешной, умный, обаятельный, игривый. Это что-то! А шерсть! У него такая мягкая шерстка, носик пуговкой… А ушки, как лоскутики.
Я, раскрыв рот, уставилась на Марину. Неужели от всех переживаний у нее крыша поехала?..
— Когда ты к нему переезжаешь? — машинально спросила я, пытаясь дотянуться до телефона, чтобы вызвать «Скорую».
— К кому? — удивленно спросила Марина.
— Ну к тому, который милый, обаятельный, с мягкой шерсткой…
Маринка захохотала:
— Оля, ты про кого подумала? — спросила она. — Я тебе про щенка говорю. Мне вчера щенка подарили, я его Максиком назвала.
— А розы зачем? — указала я на букет.
— Ой, это тебе, посыльный из магазина «Букет» принес, там записка. Ты извини, я заглянула, это от Вассермана.
Я развернула листок, там рукой Анатолия Аркадьевича было написано:
«Большое спасибо за освобождение и поддержку Музы. Она передала мне ваш разговор в больнице. Вы правы, это второе рождение, и вы к нему причастны».
Я поставила розы в вазу, Марина вернулась с двумя чашечками только что сваренного кофе. Она уселась напротив и произнесла:
— Оля, можно я сегодня уйду чуть раньше? Меня пригласили в клуб собаководства… Он заедет за мной к пяти, я хочу вас познакомить.
Я чуть не подавилась кофе и, откашлявшись, сказала:
— Нет, то есть да. Иди, конечно. Только я не могу, у меня еще дела, мне нужно к одному бывшему спортсмену заглянуть. Хочу написать серию статей о криминальной стороне спорта и бывших спортсменах.
Я быстренько допила кофе и выскочила из редакции. Лучше держаться подальше от Марининых мужчин, до добра это не доводит. Может быть, потом как-нибудь я и познакомлюсь с этим собаководом. Если не окажется, что его собаки — людоеды или еще что-нибудь эдакое.