Не грусти, Калифорния!
Шрифт:
— Стой! — выкрикнул японец, и всадники замедлились, но не резко, дав лошадям немного успокоиться, потому что стрелять будут с седла. Когда лошади успокоились и перестали переступать ногами, подняли карабины. Индейцы так были заняты табуном, что не заметили погоню. А может, не показывали, что заметили. Это позволило легче целиться в голые спины удаляющихся индейцев, мерно покачивающихся вверх-вниз в такт скачки.
Сейчас Айвен пожалел, что в горячке не подумал взять свою длинную «Кентукки». Для короткоствольных карабинов Холла расстояние слишком велико.
Втроем
— Нет! Расстояние слишком велико. Догнать можно, но делать это неправильно, в нашем положении… Возвращаемся, джентльмены! — японец только покачал головой, глядя, как уходящая группа еще немного ускорилась.
Вместе подъехали к упавшему воину, чтобы рассмотреть. Он лежал на спине, повернув голову к ним. Голый по пояс, но в штанах и высоких мягких кожаных сапогах. В налобной повязке три орлиных пера. Весь в боевой раскраске черных и серых цветов, только кисти рук остались чистыми. Томагавк из правой руки не выпустил. Видно было его рану от пули на левом плече, из которой продолжала вытекать кровь.
Как только подъехали почти вплотную, он сделал попытку резко встать сделать замах, чтобы кинуть томагавк правой рукой. Но движение не получилось — не хватило сил. Шесть всадников ему и не дали такой возможности, вогнав в него сразу четыре пули.
Забрать оружие спустился Майкл. Посмотрев еще раз на удаляющийся табун, друзья медленно, шагом, отправились назад.
В лагере царила деловая суета. Люди были возбуждены и полны впечатлений от самого боя и окружающей картины на местах схваток. Группе женщин и детей во главе с Уильямом так и не удалось поучаствовать в нем. Но кто-то из них смог отличиться, ведь было же два выстрела из вагенбурга.
Отвязанный пес скакал вокруг Айвена, пытаясь лизнуть его в нос, так что пришлось отбиваться. Когда с этим не получилось, Лис стал носиться вокруг юноши кругами в высоком темпе.
— Август, как быстро мы можем собраться? — поинтересовался Сэтору у главы каравана, который суетился внутри цепи фургонов.
— Сэтору-сан! Полчаса, и мы сможем двигаться, волов уже осмотрели. Одну лошадь мы потеряли. Так сказала Марта, осмотрев ее. Лошадь пока не трогаем, дети уйдут, тогда успокоим…
— Что еще? Останемся без ужина, сэр, с которым не успели. И замечу еще, что совсем немного осталось до полной темноты…
— Что тут придумать, — буркнул проводник, давайте ночевать здесь. Нам легче и быстрее убрать трупы подальше, чем искать новое место в темноте, сэр…
— Да! Не получится, я уже это понял… Тогда давайте господа, берите готовых лошадей, седлайте еще, и оттаскивайте трупы. Просто из зоны видимости оттащите, большего в темноте не сможете. Будем спать под песни койотов!
— С раненой кобылой что будем делать, сэр? Она в лагере, идти не сможет…
— Если лежит спокойно, лучше оставить на месте до утра, пока мы не пойдем дальше. Если нет, то я к ней приду, как только станет темно…
«Все равно заснем не скоро», — подумал Айвен, осматривая на лагерь. Еще недавно лагерь казался пустым, а сейчас все пришло в движение. В одной части оружейник Генрих со всеми юношами каравана на расстеленном полотне чистили использованные револьверы и карабины всей группы, рассматривали и паковали трофеи. Женщины готовили еду и осматривали фургоны, так как были попадания пуль в борта. Действительно, одна лошадь из трофеев была ранена. Пуля вошла в круп, в заднюю часть корпуса и осталась там. Около нее сидела доктор Марта и что-то объясняла Дарине, младшей дочке Морриган.
Группа уборки закончила с павшими в бою индейцами уже в полной темноте, оттаскивая их веревкой с помощью лошадей как можно дальше вниз по реке. В конце делали это в темноте — вручную, используя след на земле.
Джеро отправил три дозорные группы по два человека и сейчас сидел у костров вместе с напарником и старшими мужчинами каравана. Спокойно вели неторопливый разговор, вспоминали детали боя.
Айвен отступил обратно во тьму, взял подстилку и решил лечь у своего второго фургона с наружной стороны вагенбурга. Прислушался к окружающему лагерь пространству, не нашел ничего, что могло тревожить, и переключился на лагерь.
В стороне были слышны звуки посуды, возня, писк и борьба подрастающих пятерых щенков, и разговоры около костров. Особенно выделялись голоса детей. Кошку и черного котенка семьи Мюллер не было слышно вовсе.
— Вы видели, как я стрелял? — громко вещал Имхер, копия своего ирландского отца, крепкого, как дуб. Парень действительно стал первым в стрельбе.
— Тебе хорошо, а нам не дали! — недовольно протянула Грета Вольф. Несмотря на двенадцать лет, девочка — лидер по своей натуре, и ее слушались даже дети постарше.
Действительно, Сэтору перед нападением установил запрет для женщин и старших детей на стрельбу от фургонов. Во-первых — чтобы не вызвать ответный огонь нападающих по стрелкам, во-вторых — чтобы не подстрелили в горячке боя своих мужчин в засадах впереди. Им было разрешено вести огонь только в одном случае — по индейцам перед ними, которые бы прорвались непосредственно к фургонам.
— Слушайте! — тихо говорила семнадцатилетняя Мари Штерн, младшая сестра Барбары. — Этот Айвен — молодой еще, а больше всех индейцев застрелил!
— Как он стреляет? Как бог! — восхищенно произнесла десятилетняя Катарина Циммерманн. — А как он тогда, еще в поселке двух бандитов убил? Один двух и голыми руками, а у самого — ни царапинки…
— А ты видела, что ли?
На этом месте юноша решил потрогать свои уши — не горят ли они? То был его первый бой лицом к лицу с врагом, и он не нашел в нем ничего особенного. А сколько всего трупов врагов на его счету с начала путешествия — он и считать перестал.
Опять замер, слушая. Кто-то подбирается к нему между фургонов. Позже понял, кто это, так как стал чувствовать этого человека, когда он рядом.