Не ходи служить в пехоту! Книга 2. Война по законам мирного времени. Том 1
Шрифт:
– Не переживайте, я все взял на себя.
– Что там написано? Антисоветчина?
– Да нет. В общем, там не об этом.
– Что там? Говори ты прямо! Ты думаешь, я никогда не слушал всякие там «вражеские голоса»?
– Да говорю же, там не про это. Там тексты общества «Память».
– Что это?
– Это такая литература для русских и за русских. О том, что во все эти всякие времена мы, русские, пострадали больше всех, но есть такие народы, которые, наоборот, поимели больше всех выгоду.
– Что это за народы такие?
– Ну,
– А кто другие?
– Ну, при Сталине грузинам не по заслугам хорошо жилось, например. И после Сталина тоже
– Понятно. Эта «Память» запрещена?
– В том-то и дело, что не запрещена.
– Точно?
– Да фиг его знает.
– А где взял?
– Приезжали подружки с университета, дали почитать.
– У тебя еще есть?
– Почитать хотите?
– Я бы почитал, интересно. Но, как придем из караула, надо все уничтожить.
– Больше нет ничего. Честно. А если хотите почитать, я вам достану.
– Верю тебе, но, если найдут еще что-то, веры к тебе не будет никогда. Потом найди мне почитать эту литературу.
Примерно через час пришел комбат. Ни слова плохого не сказал. Тоже расспросил Коровина, что в этих текстах и не припрятал ли он еще что-то. Спокойно ушел.
Остаток караула прошел спокойно.
После всех положенных дел я пришел в кабинет к секретарю комитета комсомола полка. Он меня ждал. Познакомились, решили все бумажные и денежные вопросы с членскими взносами. Он пожаловался, что ему влетело за меня. Напоил меня чаем. Договорились, что он будет ко мне заходить, где бы я ни был, а я при случае к нему, сказал, что, если будут особо борзые бойцы, говорить ему, сможет помочь, есть у него кое-какие свои методы. Нормально, я от помощи не отказываюсь.
У выхода из штаба полка меня нагнал Коровин:
– Товарищ лейтенант, я от замполита полка.
– Ну что там?
– Замполит подтвердил, что это не запрещенная литература. Я так понял, он сам не знал, удивился, что не запрещена. Видимо, куда-то звонил и уточнял. Но все равно он запретил это своей властью, сказал, что у нас многонациональный воинский коллектив и распространять такое говно нельзя.
– А ты сам-то что думаешь?
– Если бы я не попал в армию, я бы был с ним согласен. А теперь нет. Но вы, думаю, меня хорошо понимаете. В армии читать это не буду. Ну, а на гражданке там уже мое дело.
На следующее утро после развода я доложил Виктору и пошел к замполиту.
Замполит встретил меня словами:
– Где конспекты первоисточников?
Я с удовольствием протянул ему раскрашенные и расписанные цветными ручками конспекты, в полной уверенности, что они отработаны, как подобает. Замполит молча их полистал, задал несколько вопросов. Ответы я знал и четко ответил (спасибо моему отцу, что надоумил отнестись к этому вопросу серьезно).
– Ну, расскажите мне, товарищ лейтенант, как вы личный состав воспитываете со своим командиром роты.
– Как все воспитывают, так и мы воспитываем.
– А как все это делают?
– Приказываем, просим и уговариваем. Беседуем.
– Наглеешь?
– Никак нет!
– А как ты уговариваешь?
– Ну так успокоить, сказать что-нибудь хорошее.
– Издеваешься? – уже с угрозой в голосе спросил замполит.
Черт! Никак не получается у меня с ним наладить общий язык, все как-то никак.
– Товарищ подполковник, извините. Я не хочу, чтобы вы так думали. Вы меня как-то неправильно понимаете.
– А зачем вы с твоим командиром роты солдат бьете?
– Не скрою, у меня возникает иногда такое желание, но командир роты мне запрещает и сам никогда так не поступает.
– А почему тебе так хочется?
– Ну вот бывает, не слушаются, не хотят работать. Начинают призывы считать.
– И ты им сразу в торец, да?
– Нет, я их уговариваю, прошу и провожу индивидуальную беседу.
– Помогает?
– Не всегда.
– И что ты делаешь, когда не помогает? В торец?
– Ну что сразу в торец? Сам беру лопату и показываю личный пример.
– Понял. А они не смеются над тобой нисколько, от стыда сгорают, хватаются за лопаты и не дают тебе показать личный пример. Так?
– Не так.
– А как?
У меня нарастало желание сказать ему все, что думаю, но я уговаривал себя держаться.
– Я не могу сесть и поплакать. Потому что я офицер, я командир, и я должен добиться выполнения моего приказа всеми доступными способами.
– Какие же способы тебе доступны?
– Все, что предусмотрены Дисциплинарным уставом и методами воспитательной работы.
– А там написано, что можно бить руками и ногами?
– Нет, конечно.
– У меня в столе несколько объяснительных, в каждой из них конкретно фигурируешь ты. В каждой из них, если дать ход, конец твоей карьере. Будешь вечный командир взвода и сопьешься. Потом будешь всех обвинять во всем. Виноваты будут все, но только не ты. И знаешь, что самое плохое? Самое плохое то, что никто тебя из армии до сорока лет не уволит, заставят служить. Ты у себя в общаге в пьяном угаре будешь обосцываться, но тебя не уволят, ты и на службу ходить не будешь, и все равно не уволят. Так устроена Советская армия, и мы с тобой ничего в ней не изменим. Ты сейчас сидишь и думаешь, вот хорошо замполиту рассуждать, а мне же надо задачу выполнять, и меня подчиненные не слушаются. Как мне быть? Я знаю ты так думаешь.
И уже повышая голос, продолжил:
– А ты знаешь, что у меня в Афганистане, где я был замполитом мотострелкового батальона, из более чем пятисот человек было не более тридцати славян и прибалтов, всего-то, не считая офицеров и прапорщиков. А остальные, в основном, из Средней Азии: дагестанцы, чеченцы, азербайджанцы, грузины. Понимаешь? И там кулаком порядок не наведешь, можно и сдачу получить запросто или пулю, все вооружены. И как-то ими командовали такие же, как ты, офицеры. Боевые задачи выполнялись. Как это удавалось?