Не ходите, дети...
Шрифт:
Он поднял глиняную чашку, слегка напоминающую среднеазиатскую пиалу, заглянул внутрь, скептически сморщил нос при виде мутной, бурой жидкости, не вполне отвечающей его представлениям о том, как должен выглядеть этот напиток, потом шумно выдохнул и сделал осторожный крохотный глоток.
Ёкарный бабай, гадость какая! Как они это пьют? И как Андрей будет это пить? А ведь придется. Особенно если его примут на воинскую службу. С братьями по оружию следует поддерживать дружеские отношения. Но, черт возьми, не такой же ценой?!
Пробиравшемуся к выходу, из последних сил сдерживавшему рвотные позывы Шахову вдруг как-то пронзительно остро захотелось вернуться в свой мир. Но это потом, сначала нужно освободить организм от той отравы, которую он по неосторожности выпил. До внутреннего двора бежать ближе, чем до ворот. Но Андрей успел заметить, что к своей деревенской площади кумало относятся с большим почтением. Не хотелось бы ненароком нанести им кровную обиду, проблевавшись в священном месте. Правда, там же, в особом загоне, ночует и скот кумало. И вытворяет все, что ему, скоту, свойственно делать. Но одно дело – глупые коровы, и совсем другое – человек. Может статься, что Юпитеру не всегда прощается то, что позволено быку.
Он все-таки дотерпел до калитки, пробежал еще шагов десять вдоль забора, но дальше сопротивляться рефлексу уже не мог. Ухватился за ближайшую жердь, чтобы не свалиться в собственные выделения, и прекратил борьбу. Выворачивало Шахова долго и мучительно, словно он только что вернулся с неслабого корпоратива. В конце концов он опустился на четвереньки и оперся свободной рукой о землю. Стало легче, но не сказать, что намного. Ровно настолько, чтобы в голову пробралась запоздалая мысль: а не отравили ли его, часом, гостеприимные туземцы? Но и эта догадка тут же унеслась вместе с новым приступом рвоты.
Лишь несколько минут спустя, когда уже и выблевывать стало нечего, но горло продолжали сжимать спазмы, Андрей почувствовал, что находится здесь в не настолько гордом одиночестве, как ему самому хотелось бы. Возможно, и не почувствовал, а услышал, потому что рядом с ним, оказывается, давно уже пристроился Гарик, а чуть поодаль вовсю старался и Мзингва. Значит, подыхать придется всем вместе? А с другой стороны – раз до сих пор не умерли, то, может быть, уже и не судьба? Пронесло?
Ага, вас бы, гадов, так пронесло!
Гады, как выяснилось, тоже стояли неподалеку, с интересом наблюдая за происходящим. Даже Хлаканьяна, одуванчик божий, и тот пришкандыбал. И как только нестройное трио Шахова, Гарика и Мзингвы умолкло, тут же взял слово.
– Все видели? – негромко, но внятно поинтересовался он. – Они прошли испытание ядом [47] . Это не злые духи и не такати. Они могут остаться жить в вашем краале.
Ах вот, значит, как?! Не так уж и не прав был Андрей в своих подозрениях. Проверочку устроили? И как же, хотелось бы спросить, выглядели те, кто не прошел испытание?
47
На самом деле испытание ядом проводится несколько иначе. Испытуемый знает, в чем его подозревают, и знает, что ему придется пить. Это не столько яд, сколько колдовское снадобье, действующее лишь на того, кто действительно виновен. А с хорошим человеком ничего страшного, кроме рвотных позывов, не произойдет. Некоторые исследователи считают, что именно страх неминуемой смерти и убивает преступника во время таких испытаний.
На следующий день Хлаканьяна засобирался в обратный путь. Никто и не возражал – скатертью дорога. Но советник неожиданно заявил, что Гарика он заберет с собой. Мол, юноша столь знатного происхождения должен жить в краале вождя, только сначала Хлаканьяна подготовит его, расскажет про обычаи кумало, научит придворному этикету.
Шахова не на шутку встревожили эти новости. Во-первых (а до во-вторых он так и не добрался), о каком таком происхождении речь? Гарик никогда не рассказывал о своем отце, вероятно, потому, что и сам знал о нем не много. Папаша, по сведениям Вадика Бернштейна, свалил на родину, не доучившись в университете, когда сыну еще и двух лет не исполнилось. Какой-то у них в Мозамбике переворот произошел, а потом контрпереворот или что-то вроде того. В общем, не до оставшейся где-то в далекой северной стране семьи ему стало.
Не то чтобы обычная, но и не исключительно редкая история. Сколько их таких по России-матушке бегало – черненьких Миш, Слав, Игорьков? А тут вдруг знатное происхождение откуда-то выплыло. Интересно, сам вспомнил или Хлаканьяна подсказал?
Новоявленного аристократа Шахов отыскал на скотном дворе чинно беседующим с Бонгопой. Каким бы спешным ни было дело, Андрей не решился пренебречь принятыми у кумало приличиями. Выслушал приветствие сына кузнеца, сообщил, что тоже его видит, осведомился о здоровье его самого и членов его семьи, ответил на встречный вопрос и только затем признался, что срочно должен переговорить с Гариком. Зато уж с самим студентом церемониться не стал:
– Ну, Мюнхгаузен, рассказывай, о чем тебя спрашивал Хлаканьяна? А главное – что ты ему ответил?
Гарик свою вину чувствовать наотрез отказался:
– Да ничего я ему такого особенного и не сказал. Только про отца. Как его звали, откуда он был родом, из какого племени.
– Так ты и название его племени знаешь?
– Не знаю, конечно, но старик сам мне подсказал.
– То есть как? – удивился Шахов.
Его самого Хлаканьяна вроде бы все время пытался подловить на вранье, а к студенту вдруг проявил трогательное участие. Странно все это, подозрительно.
– Ну, я ему объяснил, что отец родился на северо-восток отсюда, на берегу океана. В том месте, где в него впадает большая река [48] . А из какого он племени, я типа позабыл. И тут Хлаканьяна начал перечислять названия. Я выбрал самое смешное и сказал, что это и есть племя моего отца.
– Ладно, допустим, он поверил. А дальше?
– Дальше он спросил, чем занимался мой отец. Был ли он охотником или воином, гончаром или кузнецом, колдуном или вождем.
48
Имеется в виду Лимпопо, одна из крупнейших рек Южной Африки, протекающая по территории Ботсваны, Зимбабве, ЮАР, а также Мозамбика, где и впадает в Индийский океан.
– И ты, разумеется, сказал, что вождем, – усмехнулся Шахов.
– А что тут смешного? – обиделся Гарик. – Может, он и стал потом президентом фирмы или банка какого-нибудь. Откуда мне знать? Да хоть бы и министром. Дедушка мой, между прочим, и в самом деле в министерстве работал. Я так Хлаканьяне и сказал.
Андрей опять иронически хмыкнул.
– Да у них и слова-то такого нет – министерство!
– Знаю, что нет, – спокойно парировал студент. – Я сказал, что дед входил в совет старейшин племени.