Не имей сто рублей
Шрифт:
— Родной, Кудря, Ничей, вооружаемся автоматами и полный БК. Илдус, Устин, отстёгиваем носилки из БТР. Идёте налегке, только с автоматом и одним магазином.
Быстро вооружившись, мы подошли к парнишке.
— Ну что, Шакур? Веди нас, твою маму надо срочно в больницу.
Мы двинулись по тропинке вслед за ним. Пересекли улицу, огибающую понизу место нашей стоянки. Повернули в переулок, и зашли в довольно просторный двор, огороженный со всех сторон высоким глиняным забором. Ничей остался возле входа. Я, Родной и Кудря рассосались по двору, занимая выгодные позиции. Дом представлял собой конструкцию в виде буквы «П» с плоской крышей, и только два пристроя по обоим концам имели небольшие купола. По центру дома был пристоен навес над дастарханом. С двух сторон от него было два входа. К одному из которых и направился парнишка. Илдус и Устин двинулись было за ним, но он пресёк их попытку, остановив жестом.
— Хаарам, — сказал он. И стало ясно, что там женская половина дома.
Он взял носилки из рук наших бойцов и направился к двери, что-то сказал. Дверь открылась и оттуда вышли две худенькие девчушки, одна из которых была в чадре. Они забрали носилки и скрылись за дверью. Мы терпеливо ждали.
Спустя пять минут дверь открылась, и девочки вынесли на носилках хрупкую женщину, замотанную по самые глаза во всё черное. Поставили носилки на землю и также, молча, ушли обратно. Парни подхватили носилки, и мы поспешили убраться под защиту наших БТР.
Отнесли женщину в полевой госпиталь. И вернулись обратно, к работе над укреплениями. Всё это время Шакур так и сидел возле нашего БТРа и молил Аллаха о спасении его матери, и чтобы он дал ему силы справиться со всем происходящим.
Закончив работу, мы собрались ужинать. Семён уже разогрел гречневую кашу с тушёнкой.
Мы сели в кружок возле костра и пригласили Шакура, наложив ему в котелок изрядную порцию каши. Дали большой кусок хлеба, испечённого на заставе (хлеб там печь умели) и кружку с ароматным индийским чаем, изрядно подслащённым. Ел он отрешённо, чисто механически, без какого-либо выражения на лице. Но нам было приятно, что он всё съел. Теперь хоть не загонит себя в истощение от переживаний.
Когда начали опускаться сумерки, пришел Илдус с новостями для нашего бачи.
Выяснилось, что у его матери обострился аппендицит, и ей пришлось срочно делать операцию. (Не знал парнишка, если бы мы здесь не оказались, то мать его бы, скорей всего, умерла). Всё прошло нормально, и она отдыхает в госпитальной палатке. Глаза Шакура просияли, и он спросил у нас, когда её можно забрать. Илдус объяснил ему, что дня три ей надо полежать под наблюдением врачей. Он погрустнел и засобирался домой.
Я вспомнил, что у него там остались две девочки и спросил:
— Шакур, там были твои сёстры?
— Да, они старше меня. Маленькой одиннадцать лет, а второй — четырнадцать. Я один мужчина остался. Мне их охранять надо, а нечем. Оружие есть, но патронов мало. Мать хотела сегодня к дяде в семью сходить, рис взаймы попросить, но заболела. Вот, не знаю, что делать.
— Шакур, мы тебе поможем. Для начала дадим тебе консервов, кашу и тушёнку, накормишь сестёр. А завтра, может, и решим проблему с патронами. Надо только знать, что у тебя за оружие.
В его глазах блеснула надежда, и он благодарно кивнул.
Ничей достал из БТРа брезентовое ведро, кинул туда три банки тушёнки и шесть банок рисовой каши.
— На, держи — накормишь сестёр, а завтра будем решать вторую твою проблему. Беги к ним, они уже заждались.
Мальчонка, подхватив брезентовое ведро, поблагодарил нас и понёсся вниз по тропе.
На следующий день он пришёл, как только рассвело. С собой у него был Мосинский карабин. Усевшись в тень капонира, он прислонился к колесу БТР, оперся на трёхлинейку и сразу уснул.
Будить его никто не стал. Наверное, пацан всю ночь охранял дом. Если была бы собака, ему пришлось бы намного проще.
Пока он кимарил, мы сходили к хозяйственникам, выпросили у них полмешка риса. И десяток банок тушёнки. Их прапор долго возмущался, но потом сказал, что мы будем обходиться перловкой, раз решили пожертвовать рисом. Все согласились, и, забрав двадцать пять кил риса с тушёнкой, пошли к своему окопу.
Шакур уже был на ногах и пил чай, заботливо ему приготовленный Сэмом (Семеном Галицким).
— Бача, расскажи о себе и своей семье, нам очень интересна твоя проблема, — начал я.
Шакур минуту подумал, сел по-турецки, отставил кружку с недопитым чаем. И поведал нам свою историю с самого начала.
Его отец был третьим сыном в семье. Семья жила не богато, но у дедушки хватило калыма, чтобы купить невест и женить первых двух сыновей. При этом, он поставил условие братьям отца Шакура, что они будут должны построить ему дом. Чтобы он жил отдельно. Нельзя холостому мужчине жить в доме женатых братьев. Братья выполнили обещание с честью и у отца Шакура — Камиля, появился свой дом и двор, который мы уже видели. Но одному, с таким хозяйством, справиться тяжело. Отец решил найти себе женщину и начал наниматься на работу, чтобы скопить на калым. Пахал и сеял поля, пас овец, охранял торговые караваны, но денег так и не скопил. В хозяйстве только появился десяток овец, ну и с едой особых проблем не было.
Тогда он решил украсть невесту. Нет, не из родного кишлака, а из того, что выше по течению Мургаба (название реки). Кишлак был таджикский, но отношения с ними были довольно нормальные. В выходной день часто ходили к ним на базар, торговали разной мелочью. Камиль ездил с караванщиками в этот кишлак, и ему приглянулась одна таджичка. Они уже встречались с ней втайне от её родителей. Она, страсть, как не хотела замуж за сына торговца. И они сговорились о похищении, потому что Камиль ей очень нравился.
В одну из ночей он прокрался к ним в дом, и они сбежали вместе Гюльнарой, так звали мать Шакура. Камиль привел её в дом отца и попросил благословения. Отец не стал препятствовать и с помощью сыновей расплатились с муллой за свадьбу. Теперь Камиль мог жить с ней в своём доме. И все бы хорошо, если бы не родственники Гюльнары. Они поклялись отмстить проходимцу Камилю за то, что он лишил их калыма и опозорил семью. Тем временем, семья Камиля росла — родился сын, старший брат Шакура — Ахмад.