Не искушай меня
Шрифт:
– Если вы не против, милорд, – сказал Саймон, – мы могли бы поменять их местами. Лизетт поселилась бы у Соланж Тремблей, а Линетт переехала бы в дом Лизетт. Там мы и устроим ловушку. За мной ведется слежка, так что стоит мне два-три раза показаться с ней на публике, и заинтересованному лицу непременно станет известно о том, что Лизетт в Париже.
Де Гренье хотел было что-то возразить, но передумал.
– Вы хотите, чтобы я рисковал жизнью одной дочери ради другой? – все же спросил он.
– Не могу придумать иного способа решить вопрос.
– Ну, советую вам подумать еще, – сказал виконт. –
– Я открыт любым предложениям, милорд. Вы можете поверить мне, когда я говорю, что для меня безопасность Линетт превыше всего. Я, собственно, и влез в эту трясину ради нее. Возможно, вы могли бы обсудить этот план с вашей женой и дочерью, а затем связаться со мной и сообщить ваши соображения?
Виконт взглянул на Джеймса. Тот лишь пожал плечами:
– Я в растерянности, милорд.
Де Гренье встал и покачал головой.
– Я поговорю с виконтессой и пошлю за вами, когда мы придем к решению. А между тем продумайте, пожалуйста, альтернативные решения, которые не предусматривали бы участия Линетт.
– Я постараюсь свести ее участие к минимуму, – сказал Саймон.
Виконт пристально посмотрел на него и кивнул.
– Думаю, что в этом смысле вы достойны доверия, мистер Куинн.
Они пожали друг другу руки, и де Гренье ушел, оставив Джеймса наедине с Саймоном.
– Относительно вашего предложения о помощи, – начал было Саймон.
Джеймс мрачно усмехнулся:
– Говорите, что вам нужно.
Глава 17
Линетт не могла усидеть на месте. Сердце ее отчаянно колотилось, а ладони вспотели так, что даже перчатки стали влажными. Линетт беспокойно ерзала на сиденье экипажа, который вез ее туда, где ей предстояло встретиться с Лизетт. Сестра ее была жива и находилась совсем рядом – в нескольких минутах пути. Чудо, в которое почти невозможно поверить!
– Линетт, – строго предупредил ее де Гренье, – нельзя так нервничать. Это вредно для здоровья.
– Милорд, я ничего не могу с собой сделать.
– Я понимаю, что ты чувствуешь, – тихо сказала ей мать и улыбнулась дрожащими губами.
– Мне все это совсем не нравится, – пробормотал де Гренье. – Если мы оказались жертвами какого-то мошенничества, мне будет трудно защитить вас обеих.
– Я доверяю ему, – мотнув головой, заявила Линетт. – Я ему полностью доверяю.
Отец говорит, что готов ее защитить? Линетт прикусила губу, чтобы не сказать ему какую-нибудь грубость. Если сложить вместе все дни, что они провели под одной крышей, едва ли наберется месяц. Отец всегда был в отъезде. Годами она ждала от него хоть какого-то знака любви или хотя бы привязанности. Но потом поняла, что ждать нечего: он никогда не простит ее за то, что она дочь, а не сын.
– Ты, видно, влюбилась в него по уши, – сказал он, скривив губы.
– Да, – ответила Линетт, гордо вскинув голову. – Влюбилась. И что с того?
Маргарита наклонилась и накрыла ладонью руку мужа. Он смолчал, и Линетт благодарно улыбнулась матери.
Карета остановилась. Линетт выглянула из окна и нахмурилась. Они были на кладбище.
– Где мы? – спросила она.
– Сюда мне велел приехать Куинн, – ответил де Гренье.
Линетт пребывала в растерянности лишь до того момента, пока не увидела Саймона. Он был таким высоким и сильным, и этот шелковый костюм цвета корицы так здорово сидел на нем, и походка у него была такой упругой и чувственной. Они встретились взглядами, и глаза его вспыхнули. В них горела страсть. У Линетт перехватило дыхание. Ее словно обдало жаром.
«Мой возлюбленный».
Пальцы ее сжимали бортик окна кареты так сильно, что побелели костяшки пальцев. Ее переполняли чувства самой разной природы. Радость встречи, вожделение, томление, тревога. Но даже этот стремительный и мощный водоворот чувств не в силах был унести ее невесть куда, сердце ее прочно стояло на якоре, сердце ее прикипело к тому, кого полюбило.
«Я благодарна тебе».
Невысказанные слова жгли горло, а слезы – глаза. Он рисковал ради нее. И она не могла позволить ему рисковать в одиночку Она полагалась на его силу, и ответная любовь его внушала Линетт уверенность в своих силах. А силы ей сейчас понадобятся: ей предстояла встреча с сестрой, которая вот уже два года считалась погибшей. Но сестра изменилась. Сейчас ей предстоит увидеться с Лизетт, которая, возможно, даже не узнает ее.
Сердце рвалось из груди. Сердце, переполненное благодарностью Куинну. Благодарностью за его бесценный дар.
«Я скучаю по тебе».
Она произнесла эти слова одними губами, и он сжал зубы, и желваки заходили у него на скулах. Махнув кучеру рукой, он велел ему съехать с дороги и подошел, чтобы открыть дверь. Он поймал ее в объятия, когда она спрыгнула с подножки и, до того, как поставить на землю, успел прикоснуться губами к ее щеке.
– Мадемуазель Байо, добрый день, – сказал он сдавленным голосом. – Вы едва не лишили меня дара речи.
– А ты украл мое сердце, – еле слышно шепнула она.
Он обжег ее таким взглядом, от которого на щеках у нее вспыхнул румянец, а во рту пересохло.
Из кареты вышел де Гренье и подал руку виконтессе.
Саймон отвел взгляд от Линетт. Грудь его вздымалась и опадала. Линетт чувствовала его желание, она ощущала его всеми органами чувств. Линетт зябко повела плечами, ибо желание Куинна воспламеняло и ее страсть. Реакция была инстинктивной, бессознательной. Но движущая сила этих примитивных проявлений была в их сердцах, в том, что они чувствовали по отношению друг к другу, и это все, что было для нее важно.
– Сюда, – сказал Саймон и повел всех троих через кладбище. Линетт догнала его и взяла под руку.
– Линетт, – позвал отец, – ты должна идти с нами. Она посмотрела на Саймона, который, нахмурившись, посмотрел на нее сверху вниз, и подмигнула ему.
– Чертовка, – едва слышно выдохнул он, и озорная улыбка чуть коснулась его губ и глаз, и сердце ее затрепетало от этой улыбки.
– Любимый, – промурлыкала она.
Он издал звук, похожий на стон, и этот звук отчасти успокоил ту часть ее, что все еще пребывала в беспокойстве перед грядущим воссоединением с сестрой. Напряжение, что сводило плечи все утро, стало понемногу спадать. Саймон взял ее за руку и тихонько сжал и взглядом дал понять, что знает о ее тревоге и понимает ее.