Не изменившие себе. Драгомировы и другие
Шрифт:
Произнося такие слова, сам генерал сидел в своем кресле полуразвалившись, и, может, именно оттого все им сказанное воспринималось как отцовский совет сыновьям. А Лукомскому ни с того ни с сего вспомнился Лермонтов с его «Скажи-ка, дядя…».
И вдруг Драгомиров приподнялся с кресла и выпрямился, опираясь на палку; густые брови нахмурились, взгляд посуровел. Как по команде, встали со стульев офицеры, в том числе генералы Шимановский и Рузский. Лукомский решил, что это конец аудиенции. И действительно, Драгомиров неожиданно жестким голосом произнес заключительную фразу:
– Имейте в виду, я беспощадно преследую и буду преследовать офицеров Генерального штаба, которые не понимают своей роли по отношению к строю! Очень надеюсь, что среди вас таких нет, но выяснится это в процессе нашей совместной службы, за которой, поверьте,
Он бы многое мог им еще рассказать. О пользе той же рутины, например, и необходимости самообразования, о том, как надо использовать в молодости время, которого так не хватает в старости, о взаимовыручке в бою, о том, как важно в такие моменты иметь надежный тыл, полностью рассчитывать на подчиненных, на преданность нижних чинов, которую тоже нужно уметь заслужить. Но, как военный педагог, любил доходчивую краткость, да и, чего скрывать, боялся показаться занудным. И, конечно же, невдомек было заслуженному генералу, что в этой группе выпускников Генштаба окажется тот, кто станет не только самым внимательным и благодарным его собеседником, не только преданным поклонником, но и ходатаем в истории, защитником его доброго имени.
Позже Лукомский убедился, что генералы, да и большинство офицеров, подчиненных Драгомирова, с большим пиететом относятся к своему командующему и его методике подготовки и воспитания войск, полностью доверяют ему. Генерал Рузский, например, прежде всего потребовал от них, причисленных к Генштабу, изучения всех приказов командира 14-й пехотной дивизии Драгомирова, изданных со дня его назначения и до Русско-турецкой войны 1877-1878 годов, а также его приказов во время командования Киевским военным округом. По мнению Рузского, который постоянно экзаменовал офицеров по этой теме, приказы Драгомирова отлично демонстрируют, как создать хорошо спаянную и боеспособную дивизию за короткое время.
Нижние же чины чтят своего командующего, который в первом же приказе в должности начальника дивизии резко и впервые в российской армии того времени выступил против случаев рукоприкладства как со стороны офицеров, так и со стороны фельдфебелей, унтеров и дядек. Драгомиров требовал от офицеров и других командиров уважать солдата и заботиться о нем и сам неоднократно демонстрировал примеры такого отношения во время учебных походов и маневров.
Свою первую встречу с Драгомировым Александр Сергеевич Лукомский запомнил надолго. Именно тогда в нем зародилась поначалу неосознанная симпатия к этому человеку, которая со временем переросла во вполне осознанное уважение и почитание. Драгомиров не играл в Суворова, он и в самом деле был прямым, честным и справедливым, несмотря на все свои должности и регалии, простым и доступным. И когда в 1902 году старший адъютант штаба Киевского военного округа Александр Сергеевич Лукомский предложил руку и сердце Софье Михайловне Драгомировой, он, по сути, предложил себя и ее отцу в качестве не только преданного и последовательного ученика, но и сына.
Случилось это лишь на пятый год после первой встречи с Драгомировым. Хотя и Лукомский был свободен, и красавица дочь командующего округом, пользующаяся большим вниманием среди молодых людей в киевском обществе, тем не менее была не замужем. Лукомского познакомили с ней на балу у баронессы Яшвиль супруги Барятинские: обе Софьи, княгиня Софья Николаевна Барятинская и Софья Михайловна Драгомирова, приятельствовали.
Александру Сергеевичу тогда и в голову не могло прийти, что знакомство не случайно, что дочь Драгомирова им заинтересовалась. Но когда, отслужив почти год в Проскурове, он вернулся в Киев и после ряда необязательных встреч на званых обедах и ужинах ему передали приглашение в дом командующего на празднование дня рождения Софьи Михайловны, такая мысль все же посетила его. Обдумав, понял, что романа не получится – он просто не рискнет ухаживать за дочерью командующего округом, да и она вряд ли всерьез примет ухаживание – слишком уж здесь попахивает меркантильными, вернее, карьерными мотивами. Вместе с тем понял и другое – почему красавица Софья Михайловна, как говорят, засиделась в барышнях, вращаясь большей частью в офицерском кругу, а серьезные люди из этого круга, как и он сам, если еще не были женаты, боялись подобного же упрека в меркантильности. Явных же искателей счастья за чужой счет умница Софья
Тем не менее летом 1902 года Александр Сергеевич решился. К этому времени он уже стал завсегдатаем в семье командующего, получая приглашения от самого Михаила Ивановича и Софьи Абрамовны, и как-то незаметно стал здесь своим. Сама атмосфера в этом хлебосольном доме была настолько искренне-дружеской и гостеприимной, что просто нельзя было не перенять такого же тона. Великолепная кухня Софьи Абрамовны – она в это время задумала написать кулинарную книгу и испробовала свои и народные рецепты на гостях, к их неизъяснимому удовольствию, – умные веселые люди, которые тянулись к Драгомирову, он сам с его остроумными высказываниями и историями за столом, занимательные беседы с генералом с глазу на глаз делали для Лукомского посещение этого дома необычайно притягательным. Узнав генерала не в узком, а скорее в широком семейном кругу, Лукомский был совсем и навсегда им очарован. Его преданность Отечеству, забота о его безопасности и сильной армии были отнюдь не для публики, не показными, а настоящими. Не случайно пятеро его сыновей выбрали стезю военную и успешно продвигались по службе.
Конечно же, не мог он не заметить внимания и предпочтения среди других гостей, оказываемого ему Софьей Михайловной. В конце концов почти тридцатипятилетний подполковник, которого Софья Михайловна пригласила на прогулку в сад, заикаясь и запинаясь, попросил разрешения задать ей один не совсем обычный вопрос.
– Скажите, Софья Михайловна, вы не сочтете за дерзость или за желание сделать карьеру с помощью Михаила Ивановича, если я сделаю вам предложение стать моей женой?
– Сделайте, Александр Сергеевич! Вы же знаете, я буду только рада!
– Я люблю вас, Софья Михайловна, будьте, пожалуйста, моей женой и матерью моей Зиночке.
Когда в этот же вечер они предстали перед Драгомировым, тот обрадовался:
– Ну вот, наконец-то, а то я уже по солдатской привычке хотел взять процесс в свои руки и практически предложить тебе, Александр Сергеевич, свою дочь в жены. Посмотри на ее мать – Сонечка будет тебе такой же преданной супругой, как и Софья Абрамовна мне. Все понимающей, не задающей лишних вопросов, готовой за тобой в огонь и в воду! Она моя дочь, а Драгомировы никогда не были и не будут предателями.
А потом по очереди расцеловал обоих.
В который уже раз Михаил Иванович покорил будущего зятя своей прямотой и открытостью.
Став зятем генерала, Лукомский постепенно познал и другую сторону медали его успешной научной и военной деятельности. После публикации разбора «Войны и мира», а также своей системы патриотического воспитания и обучения войск Драгомирову приходилось отбиваться от нападок противников своего учения. Несмотря на громадный авторитет, вся его деятельность со стороны очень и очень многих встречала постоянное сопротивление, активное, а где такового нельзя проявить – пассивное. Правда, споры с оппонентами в военных и исторических журналах только добавляли ему задора и куража, помогая в теоретическом обосновании и развитии своего учения, а также внедрении его в войсках. А вот наветы и ложь со стороны недоброжелателей по поводу учения, особенностей характера и практической деятельности самого Драгомирова попортили ему немало крови, хотя в этом он предпочитал не признаваться даже себе. Как бороться с такими ударами ниже пояса? Михаил Иванович выбрал самый правильный путь – довольно успешно делал вид, будто их не замечает. Но зятю не раз жаловался:
– Проводить мои идеи и реформировать армию чрезвычайно трудно, понимают и поддерживают только единицы, а масса или враждебна, или пассивна. Но надо – к пользе армии и Отечества.
А сколько людей искренне верили и верят в такие небылицы, а также в специально извращенное и извращаемое толкование учения Драгомирова! В то, например, будто умница-генерал, блестящий военный теоретик и писатель, был противником современного огнестрельного оружия и других технических усовершенствований в войсках. Абсурд! Драгомиров воевал не против технических новшеств в войсках, а против тенденции ставить технику выше духа, ставить машину в армии выше человека. Многие искренне заблуждаются и в том, что в своей практике Драгомиров якобы принижал офицеров и слишком носился с солдатами.