Не к ночи будь помянута. Часть 2
Шрифт:
Да, всё правильно. Всё слишком далеко зашло, и я забыла своё место в пространстве и времени. Как ни крути, но у меня всё-таки есть опыт и мудрость, пусть и в весьма потрёпанном виде. А значит, нужно быть сильнее. Сильнее мальчика, который слишком юн, светел и чист.
Я вытянулась под одеялом и скрестила руки на груди, как египетский фараон. Так неподвижно, с закрытыми глазами я могла спокойно пролежать несколько часов до самого утра. Даже в молодые годы это странное оцепенелое состояние иногда заменяло мне сон. Однажды Володя сказал, что когда я так лежу, то становлюсь
Подумав про Володю, я мысленно усмехнулась. Вот ведь человек – жил со мною, спал рядом, говорил слова, смеялся, уезжал в свои командировки, а потом взял и обманул. Его не стало, и я так редко вспоминала о нём, что постепенно он стал чем-то вроде детали интерьера – висит картина, закрывает пятно на обоях, а что уж там нарисовано – не важно.
А в своей новой жизни я научилась спать по-другому – крепко, долго и раскидисто.
Я представила маленький домик Германа и вздохнула. С одной стороны, мне хотелось обратно. Домой? Нет… Нет дома, и вообще… ничего. С другой – мне и вправду стало легче.
Потому что лишь две вещи по настоящему помогают в жизни – время и расстояние. Они взаимодополняемы и прямо пропорциональны друг другу. Нужно лишь научиться правильно ими пользоваться, и тогда в самых сложных ситуациях всегда можно будет принять эти универсальные лекарства. Действуют не скоро, имеют массу побочных эффектов, зато помогают наверняка – рано или поздно.
Нет, я поступила правильно.
Жаль, что тогда я этого не понимала.
2
Я бежала по городу. Ненавидела себя. Ненавидела всю эту жизнь – неправильную, нелепую, несвоевременную. Всё было не так!
Я не хотела покоя. Под ногами бесконечно, словно крахмал в мешке, хрумкал белый снег. Мелькали фонари, рекламы, машины. Людей было немного, все они казалось одной серой массой, все на одно лицо, как куриные яйца. И я среди них – отброс, урод, мутация. То, чего не должно быть.
Я бежала всё быстрее и быстрее, потому что хотела устать. Но ноги, сердце и лёгкие не знали усталости, они были молоды и сильны. В лицо летели колючие снежинки. Сделалось жарко, и я расстегнула на бегу ворот куртки.
Потом время сместилось. Я действительно не помнила, как провела ночь, и останавливалась ли вообще. Осталось полустёртое воспоминание – в который раз зазвонил телефон, и я посмотрела на экран.
Шёл снег, звучала музыка. Я смотрела на маленькое фото. А потом музыка замолчала и экран погас. И я просто бросила телефон под ноги. А затем осмотрелась кругом.
Я стояла возле длинного забора. Слева была железнодорожная ветка, позади какой-то завод, впереди – заснеженный пустырь с торчащими стеблями бурьяна. Небо светлело. Грохоча, пронёсся поезд. За краем забора торчал огромный выступ на бетонных ногах, а на нём прямоугольное здание из стекла и алюминия – станция. Я побрела по вытоптанной в снегу тропинке. Телефон жалобно запел за моей спиной – вернись, подними. Я не обернулась. Силы наконец-то заканчивались, от этого сделалось легче.
На платформе стояли люди. Они съёжились от холода, некоторые притопывали, чтобы согреться. Возле кассы висело расписание. Я бегло просмотрела его и купила билет на электричку. Толстая укутанная кассирша зевнула и слеповато отсчитала сдачу.
И только когда я села в поезд и немного согрелась, я поняла, что дура.
Снова сделалось мучительно стыдно, захотелось завыть дурным голосом и вывалиться из проклятого поезда прямо под откос. Но вместо этого я сидела и бездумно глядела, как проносятся за окном чёрные деревья и людские жилища.
Потом я уснула и меня разбудила женщина в пуховом платке.
– Вставайте, конечная.
За окном мело. Я пошла из вагона, но позабыла сумку, вернулась, но поняла, что оставила шапку на крючке, снова вернулась и, наконец, вылезла на низкую платформу незнакомой станции.
В голове было пусто и тяжело. Думать о чём-то было лень. Я побрела к вокзалу. На здании из красного кирпича мерцала зелёная надпись. Вот куда меня занесло. Чёртова глушь. Из буфета пахло жареными пирожками, и я пошла на этот запах как крыса за волшебной дудкой.
В буфете оказалось просторно и безлюдно. Тоненькая продавщица читала книжку. Я купила пирожок с картошкой, сосиску в тесте, жареную куриную грудку и растворимый кофе – ужасный как вчерашние помои. Чтобы изгнать изо рта его вкус и запах, взяла бутылку «Жигулёвского», открыла о край стола и стала медленно попивать, растягивая время.
Девушка за прилавком не обращала на меня ни малейшего внимания. Совсем молоденькая, с выбеленным хвостиком пушистых волос на макушке, с густыми коричневыми ресницами, она вся растворилась в своей книжке и, наверное, считала себя героиней какого-то захватывающего романа. Можно было только позавидовать.
– Извини, как тебя зовут? – спросила я.
Может, такое обращение кто-то и счёл бы не очень приличным, но уж точно не молодая усталая буфетчица после ночной смены на немноголюдном вокзале в засыпанном снегом посёлке городского типа.
– Даша. – отозвалась она тонким голоском.
– А скажите, Даша, как у вас тут с работой?
– Паршиво. – девушка даже голову не подняла.
– Понятно. Ну, а как насчёт жилья? Квартиру снять, к примеру. Чтоб не очень дорого.
– Квартиру? Легко. Деньги никому не помешают.
– А так, чтобы никто вопросов лишних не задавал? – вкрадчиво спросила я.
– Проблемы? – Даша, наконец-то подняла на меня голубые обведённые коричневым карандашом глаза.
– Да, хочу пожить отдельно.
– Понимаю. – сказала Даша. – Знаю я одну тётку. К ней можно. Но это далеко, на автобусе надо ехать.
Тётку звали баба Геля. Причём, «Геля» произносилось на малоросский манер, со смягчённым звуком «г». Не понятно, почему её называли «баба», ей едва было за пятьдесят.