Не к ночи будь помянута. Часть 2
Шрифт:
Я грустно подумал, каково ей было, когда она, ничего не понимающая, голая и голодная бродила по дому, а потом рванула в окно.
– Почему с ней так вышло? – спросил я.
Егор почесал в ежистой голове.
– Понятия не имею. Знаю только, что при жизни она, говорят, была не подарок. Вечно лезла, куда не надо. Кстати, как она на тебя-то вышла?
– Не знаю. Пришла, поела, поговорили, ушла. – честно обозначил я три с лишним месяца совместной жизни. – Странная.
Больше Егор ничего важного сказать не мог. Пора было его выпроваживать. Я хотел спать. Маврин
– Ты, похоже, притомился. Заговорил я тебя.
– Есть немного.
– Давай-ка парень, решай. Выйдешь работать?
– Выйду.
А что мне ещё остаётся? Ады нет. Работы нет. Сессия под большим вопросом.
–Хороший кофе, кстати. Как насчёт апельсинов? Принести?
– Не стоит. Я от них чешусь.
Мама пришла не скоро. Она принесла на себе свежесть зимы и тонкие подтаявшие снежинки на жёлтых кудряшках и подкрашенных ресницах. Радуясь тому, что я изъявил желание что-нибудь съесть, она готовила мне блинчики и напевала что-то легкое, опереточное.
Зазвонил телефон. Я резко схватил его, уронив на пол пару яблочных огрызков.
Неизвестный номер. Я вдохнул, выдохнул… и услышал женский голос.
Банк предлагал кредит на выгодных условиях. Вот уроды.
5
Мальчик за стеной кашлял всю ночь. Его мать то и дело проходила по коридору на кухню и обратно. Она старалась двигаться неслышно, и поэтому казалось, что за дверью шныряет непонятный меховой зверь, таскающий продукты в нору. Мне всё это не особо мешало, я всё равно не спала – лежала на спине, медленно и осторожно перебирая страницы собственной памяти. Просто стало жаль мальчика.
Часа в два ночи я накинула на плечи толстовку и решительно двинулась на кухню.
Тоня что-то грела на плите. Её плечи уныло опустились, худое лицо заострилось ещё сильнее. Я подумала, что в принципе можно понять её мужа. Все они одинаковы. Вот и ему наверняка приелось созерцать эту тень женщины, и захотелось чего-нибудь эдакого, с улыбочками, губками и грудками.
– Я тебя разбудила? – спросила Тоня. – Извини.
– Пить захотелось. – сказала я и налила воду в кружку из ещё тёплого чайника.
– Это кружка кого-то из строителей. – сказала Тоня.
– Что ж. Надеюсь, он в неё не сморкался.
Мы молчали. Даже на кухне было слышно, как ребёнок надрывно кашляет у себя в комнате.
– Может, чаю? – Тоня потянулась к шкафчику и достала коробочку с заваркой. – Вот, возьми мой.
– Нет, спасибо. На ночь вредно. Лучше так, по-белому. Что вы даёте ребёнку? Я взгляну?
Не дожидаясь разрешения, я взяла со стола упаковку с таблетками и повертела лекарство в руках.
– Это серьёзные антибиотики. – сказала я. – Рано или поздно они нарушат естественную иммунную защиту организма, и ваш сын будет сваливаться с одного чужого чиха. Кроме того, насколько я понимаю, у него уже должны быть проблемы с пищеварением.
– Да, это есть. – Тоня устало вздохнула.
– Не нужно их давать. Тем более, они бесполезны.
Тоня покачала головой. Мелкая девчонка
– Тоня. – скромно начала я. – Вы, конечно, можете посмеяться надо мной, а то и послать куда подальше. Просто выслушайте, а потом делайте что хотите. Дело не в бронхах. Вам прописали это в больнице? Так вот, ваш доктор, вполне возможно, замечательный специалист. Но даже хороший врач иногда лечит следствие, не видя причины. У мальчика, конечно, прослушиваются хрипы. Но это не инфекция.
Женщина молча стояла у плиты. Я продолжала.
– У него аллергия. В такой форме её сложно диагностировать.
– У него аллергии никогда не было. – сухо сказала Тоня.
– Может быть. Но сейчас к ней предрасполагают несколько факторов. Ваш сын становится подростком, его организм быстро растёт и начинает перестраиваться. На этом этапе сбои происходят сплошь и рядом. К тому же у мальчика стресс. Новое жилище, новая школа, неопределённость. Ну и главное. Кашляет он четвёртый день. И начало его заболевания совпало с тем, что наши уважаемые строители перешли к новому типу работ. Они занимаются отделкой и сейчас работают с цементом и клеем. Понюхайте их куртки у двери. Я не знаю, что они строят и зачем, но материалы, которые используются в их работе, довольно пахучи и наверняка токсичны.
– Плитка. – произнесла Тоня.
– Что, простите?
– Плитку кладут. Они недавно на кухне разговаривали. В райцентре строится бассейн. Для укладки кафеля используется специальный водонепроницаемый клей. Я теперь только вспомнила. Они ещё жаловались, что от него дышать нечем. Значит, аллергия… И что теперь?
– Идти к аллергологу. А лучше – съехать отсюда.
Женщина села на табурет и опустила голову. Ребёнок кашлял, но она будто не слышала. Я почувствовала её усталость и покорность судьбе. Так устают лошади, и так же молча опускают голову с потухшими добрыми глазами. Я тихо взяла Тонину чашку с горячим молоком, бросила туда кусочек сливочного масла и вышла в коридор.
В комнате горел ночник. В глаза бросались следы давнишнего бегства, нужды и слабой надежды на будущее. Чемоданы, сумки, стопки белья, отсутствие телевизора, дешёвый телефон на столе, потрёпанные учебники, поношенный и зашитый школьный рюкзак. Но тут же – блестящая как скафандр мальчишеская куртка с енотовым капюшоном, дорогой атлас мира и, что уж совсем непонятно, красивое кресло, обитое светлой кожей.
Мальчик сидел в кровати и кашлял в платок. Он был почти с меня ростом и похож на свою мать ещё меньше, чем Женя была похожа на меня.
– Выпей. – я протянула ему чашку.
– А где мама?
– Скоро придёт. Скажи-ка мне одну вещь. Как у вас с деньгами?
– А что? – мальчик оторвался от чашки и злобно посмотрел на меня.
– Так, ничего. Пей, не буду мешать.
Всё ясно. Я вошла в свою комнату, отогнула край линолеума, пошарила и вытащила несколько купюр.
Тоня всё так же сидела на кухне.
– Держите. – сказала я. – И не вздумайте ломаться.
– Прекрати сейчас же! – вдруг вскочила Тоня.