Не к ночи будь помянута. Часть 2
Шрифт:
Учёба была спасением от всего этого сумасшедшего дома. Там хотя бы всё было понятно. Вот тебе симптомы, вот – лечение, вот – концентрация лекарств, а вот, нате пожалуйста – патологии новорожденных котят. И никаких философских учений, которые забрели в голову одному задумчивому яйцеголовцу после пинты эля, настойки мухоморов или тупо-недосыпа, а потом породили пятьсот лет споров и тысяча семьсот диссертаций!
Я пинками заставлял себя работать до тех пор, пока в глазах не темнело. Я читал,
Прошло четыре дня с момента посещения Егора и я, несмотря на мамины протесты, потащился в университет на зачёт. Погода была пасмурная, безветренная и довольно тёплая для декабря, но я жутко мёрз и постоянно кутался в шарф. Народ встретил меня приветливо, все дружно посочувствовали, а потом поржали. Наш препод по менеджменту, добрый человек, поставил мне автоматом – либо растрогавшись моим тухлым видом, либо чутко понимая, что ветеринару менеджмент нужен как библиотекарю стрельба из лука.
После зачёта жизнь показалась несколько позитивней и светлее, так что даже захотелось прогуляться. Я пристроился в углу под лестницей и стал названивать Серёге, Тимуру и Кире.
Свободен оказался только Серёга. Он появился через четверть часа и сразу потащил меня в «Логово».
С улицы всегда казалось, что это пивнушка для самых упитых алкашей – никакого внешнего вида. Но на самом деле в этом непонятном заведении присутствовал некоторый индустриально-бетонный гламур – как будто в подземном гараже решили построить декорации к малобюджетному фантастическому фильму и пригласили лихих художников-граффитистов, а потом на саму съёмку не хватило денег. Вот взяли и понаставили столиков, чтобы место не пустовало.
Мы сели в дальнем от двери углу и взяли пиво, чипсы и солёный арахис. Прямо над нами на кирпичной стене монотонно мигала ёлочная электрогирлянда – как-никак скоро Новый Год.
– Ну, рассказывай. – сказал Серёга.
– Чё рассказывать-то? – не понял я. – Дома сижу. Вот вылез. Вот пиво пью.
– Про свою личную жизнь. Страсть, как интересно.
– Тебе бы только страсть. Нет никакой личной жизни, только безличная.
– Да ладно! Так тебе и поверили.
– А чего мне врать?
–А того! Когда я тебя откапывал в твоей хижинке, под подушкой нашёл колготки. – загадочно сообщил Серёга.
– Это мои. – лениво сказал я, потягивая неприятно холодное пивко. – Иногда я шалю. Теперь ты знаешь всё.
– Герыч, блин! Я же серьёзно!
Я посмотрел на своего товарища. Сколько помнил себя, у меня никогда не было друга ближе.
И вдруг что-то подхлестнуло и захотелось рассказать. Плевать, как он отнесётся. Но если я сейчас не выговорюсь, то к вечеру окончательно съеду с катушек.
– Ладно, слушай. Со мной живёт девушка. Жила.
– Да что ты!
– С начала осени.
– Вот как значит. А нам чего не показывал?
– Не перебивай. Ну не показывал, и что? Я же тебе не Кира, чтоб всех встречных-поперечных с тобой знакомить.
– Спасибки.
– Да погоди ты. Просто она странная. Тебе покажешь, а ты потом в покое не оставишь.
У Серёги заблестели глазки.
– Ух ты! Ну-ка, ну-ка… Что это за экзотика такая?
– Серый, держись. Неуравновешенная психика, затяжная депрессия с редкими проблесками ремиссии, раздвоение личности… – Я загибал пальцы. – Ночные кошмары, талант влипать в неприятности, склонность к алкоголизму…
У Серёги всё ниже отвисала челюсть.
– Господи, Герыч, она же тебя убьёт! Как ты с ней спишь?
– А никак. Просто живём вместе, хозяйство общее, то, сё…
– Ну да! Четыре месяца они "просто живут"! А то я тебя не знаю!
– Да говорю тебе! – я просто упивался его реакцией.
– Да брось! Ты что, совсем больной?
– Ты ещё не слышал главного. – я понизил голос. – У меня с ней жуткая разница в возрасте.
– Жуткая насколько?
– Жуткая до жути. Нереальная. Но в целом, ничего. Зато с характером, не глупая, образованная, я бы сказал – старой закалки.
– Старой закалки?! – замер Серёга. – Какая у вас разница-то?
– Ты упадёшь, Серенький. Лет восемьдесят. – Серёга подавился пивом. – Но! Неплохо сохранилась, вот что я скажу, камрад. Весьма, знаешь ли, неплохо, да. И хозяйственная – просто офигеть.
Некоторое время мы пялились друг на друга, а потом как по команде начали хохотать. Над чем смеялся Серый, я не знал, но догадывался. Лично я – над его лицом.
– Во придурок, а! Почти развёл. А я тут сижу, уши развесил.
– Поверил, а? – хохотал я.
– Поверишь с тобой! Восемьдесят лет! Я как представил! Герыч, ну а если серьёзно? Что за дела, а? Странный ты стал какой-то, вот что.
– Серый, я чуть не загнулся! Болею как последний дрыщ, а ты мне – странный!
– Ну а всё-таки?
Мне стало невесело. Я только что высказался, как тот глупый цирюльник, что шептал в земляную ямку: «У царя Мидаса ослиные уши». Цирюльнику, может, и полегчало. Мне – нет.
– Да… ничё особенного. Приходит тут одна из деревни. Чисто время провести.
– Фу, Герыч. Хоть красивая?
Я равнодушно пожал плечами.
– Сойдёт.
Никто не жаждет провести со мной время. Никто не ждёт меня дома, окромя Герасима да мамы. Я прикрыл наливающиеся болезненной тяжестью веки и на миг увидел сверкающий снег, запятые мышиных следов, упавшую красную ягоду, стремительную белку, серую шапку…
– Ладно, Серый, я поеду, пожалуй. Полежать охота.
– А, ну конечно. Поехали, провожу.
– Не, тебе потом добираться. Привет всем.
– До Нового года на ноги вставай, на базу поедем.