Не каждой бочке нужна затычка
Шрифт:
О справедливости
Язык животных позволяет как выражать определенные эмоциональные состояния, так и реагировать на такие выражения. человеческие языки, хотя, конечно, тоже включены в эту область экспрессии и коммуникации, выходят за ее предел. Им присущи две функции, которые характерны только для человеческого языка.
Философ К.Поппер называет эти функции «дескриптивной» (или «информативной») и «аргументативной» (или «критической»). «…воображение человека может развиваться совершенно новыми путями. Ведь с изобретением дескриптивного языка человек обретает способность говорить нечто истинное и нечто неистинное: он может изобретать истории, сказки, мифы. Он, стало быть, получает способность изобретать что-то в своем воображении и таким путем строить совершенно новый мир. Правдивые сообщения могут объяснить, что произошло: «Олень умер, потому что я попал в него стрелой». Но для необъяснимого факта может быть придумана
В этой цитате К.Поппера слово «король» указывает на полномочия внутри социальной организации и уже не так однозначно, как слово «олень». И возникла такая же необходимость в слове «зевс», как и в слове «я».
Только у человека использование языковых обозначений (слов) служит для регуляции своего поведения. Например, в языках северных народностей, жизнь которых сильно связана со снежными явлениями, существуют отдельные слова для свежевыпавшего снега и снега подтаявшего. Потребность в слове «справедливость» появилась для называния, выражения феномена, регулирующего один из аспектов взаимозависимости людей. «Справедливость» является продуктом человеческого мира. Можно выразиться так: есть слово – есть категория, явление. Нет слова – нет и категории; тогда явление «Х», потенциально существующее, но никому не ведомое, не включается в круговорот человеческого существования, не влияет на принимаемые людьми решения. (Для выражения этой мысли понадобился символ «Х»! А если бы его не придумали?)
Исторически, изначально, слово «справедливость» обозначало понятие, позволяющее описывать и регулировать прямое взаимодействие между индивидами. Другими словами, справедливость появилась как категория, описывающая непосредственное взаимодействие между конкретными людьми. Категория, содержащая в себе долженствование, требование соответствия. В общем виде это требование соответствия поведения двух сторон по отношению друг к другу. В частности, это требование соответствия прав и обязанностей, труда и вознаграждения, заслуг и их признания. Такое требование может быть озвучено, но ещё до этого оно присутствует у человека как ожидание определенного поведения другого человека, ожидания, основанного на аналогиях. Отсутствие должного соответствия между этими сущностями, его нарушение оценивается как несправедливость. Также, возникает представление о наступлении справедливых (должных, соответствующих) санкциях в ответ на это рассогласование. В своем крайнем выражении восстановлению «справедливости», восстановлению соответствия служит месть.
И лишь впоследствии, вторично, люди стали использовать эту категорию по отношению к себе. например: «Будет справедливо вознаградить себя за преодоленные трудности».
Люди получают идею справедливости тогда же, когда овладевают языком и начинают использовать его для познания мира. Тогда, когда на определённое поведение ребенка есть определённый ответ родителя. нарушение должного поведения – отсутствие заботы, ожидаемого отклика со стороны родителя на привычное желание ребенка воспринимается им как несправедливость. можно думать, что сначала имеет место поведение ребенка, затем следует родительская реакция. например, ответом на плач ребенка является кормление. Это одновременно и биологический, и исторический фундамент справедливости, когда человек заявляет о том, что хочет, а член семьи делает то, что должен. Дети получают не просто опыт положительных или отрицательных реакций на свои потребности – такой опыт есть и у животных. вместе с языком дети получают культурный продукт – идею должного, соответствующего отклика родителя.
Затем ситуация в семье усложняется, долженствование появляется и к ребенку: родители хотят от него определённого поведения, а ребенок должен отвечать на эти желания родителей столь же определённым образом. Ведь родители «не с луны свалились»; они сами были детьми, являются носителями представления о должном, о том, какое поведение ребенка соответствует заботе о нём. И это требование к ребенку переживается как справедливое.
В древних культурах желания и долженствования в семье были унифицированы с долженствованиями в племени. В таком сообществе, относительно небольшой группе людей, имеющих возможность непосредственного общения друг с другом, было выработано, сложилось общественное согласие. Другое племя, которое не имеет идентичного перечня представлений о должном – чужое. Чужаки потенциально опасны, так как нельзя спрогнозировать, будет ли их реакция соответствовать собственным представлениям о должном поведении. Другими словами, от них можно ожидать «игры не по правилам», т.е. несправедливости. Как следствие, представление о справедливости, подразумевающее учет интересов соплеменников не распространяется на чужаков, представителей другого племени, исчезает обязанность считаться с их желаниями. Отсюда позволение себе не поступать с чужими на основании собственных представлений о справедливости. Или, иначе, установление нового соответствия: «будет справедливо, если на неминуемое ущемление моих интересов со стороны другого я, со своей стороны отвечу ущемлением его интересов». Поскольку предполагается неизбежность возникновения подобной ситуации, постольку не имеет значения, «кто первый начал». У человека появляются основания действовать «на опережение». Все равно справедливо, что агрессии в разных формах (нападение, пренебрежение, игнорирование и т.д.) будет соответствовать агрессия.
Со временем общественное устройство усложнилось. Возникли большие объединения племен, государства, для функционирования которых необходимы специализированные общественные институты. Институт королевской власти, суда и т.п. Тогда и появляется понятие «социальная справедливость», отражающее стремление создать представление о должном реагировании этих институтов на желания и поведение отдельного человека. Понятиесоциальной справедливости, призванное обозначать новое, отличающееся явление не получило своего отдельного языкового обозначения и представляет собойконструкцию, отсылающую к составным частям. При этом создалась ошибочная (но не случайная!) ассоциация тождественности понятий «справедливость» и «социальная справедливость». в действительности же, сходство порождается только существованием определенных представлений о должном и ожиданием соответствия со стороны носителя этих представлений. Различие же принципиально и заключается в том, что эмоции (от пассивной – обиды, до активной – гнева) первично можно обратить только на себя. Обращение этих эмоций на представителей организаций, через которые действуют социальные институты – на исполнителей или руководителей как раз и есть следствие отождествления, стремления к «очеловечиванию» социальных институтов. Именно такое совпадение эмоций приводит к тому, что люди используют аналогичные взгляды на межличностные отношения с конкретными людьми и с организациями, когда определяют их как справедливые или несправедливые.
В современном мире в большинстве случаев люди не живут изолированно в небольших сообществах, внутри которых возможно согласие в представлениях о должном взаимодействии.
Поэтому совместное сосуществование людей с изначально разными представлениями о должном, неизбежно ведет к переживанию этими людьми несправедливости. Это констатация. ситуаций, переживаемых как несправедливые, у современников значительно больше, чем у людей, живших небольшими, относительно изолированными группами.
Для такого роста персональной «несправедливости» существуют разные предпосылки:
1. При быстром изменении образа жизни возникает большое число пришедших извне новых ситуаций. В связи с принципиальной новизной ситуации появляются, с одной стороны, новые, нестандартные желания. А с другой – отсутствует стереотип должного поведения в ответ на эти желания. когда родители не покупают ребенку игрушку, а он уже привык, считает должным, что родители удовлетворяют его желания, то отказ от удовлетворения этого желания этот ребенок воспринимает как несправедливый и реагирует обидой или гневом. И определяется эта ситуация отсутствием единых представлений о целесообразном. Другими словами, не существует единых, основанных на опыте, представлений о том, когда и при каких обстоятельствах игрушка должна быть куплена, а при каких – нет. И какие последствия покупки или отказа непременно будут иметь место.
2. Ребенок, подросток, молодой человек начинает напрямую, минуя родителей, взаимодействовать с социальными институтами (школа, поликлиника, работа и т.п.). Происходит перенос моделей долженствования из родительской семьи на эти социальные институты. Вероятность несовпадения представлений о должном очень высока; несовпадение практически гарантировано. Причин для этого две. во-первых, в фундаменте функционирования этих организаций лежит требование соответствовать усредненным нормативам государства и работодателей. во-вторых, требование персонального реагирования на определенное индивидуальное поведения молодого человека слишком сложно для повсеместного осуществления.
3. Такие же различия существуют между людьми, вступающими в брак. Они приносят из родительской семьи в свою создаваемую семью взгляд на соответствия прав и обязанностей, труда и вознаграждения, ожидание «должной» реакции другого на свое желание. Так как представления о справедливости к этому моменту супруги формировали независимо друг от друга, то эти представления не могут совпадать. Степень несовпадения невозможно определить количественно, как большое или незначительное. Это связано с тем, что, в большинстве случаев, подлинное совпадение или несовпадение представлений о справедливом в семье определяется не в ходе неторопливых диалогов между супругами, а лишь по мере возникновения последующих ситуаций взаимодействия.