Не любовь. Не с нами
Шрифт:
– Всё отлично, – кивнула я.
– Вас подождать? – Он с сомнением оглядел меня с ног до головы. Выбирать наряд было некогда: шорты, футболка, спортивные босоножки – вот и весь изыск.
– Не надо, всё хорошо, – посмотрела я в глаза таксисту. – Просто задержалась, папа ругаться будет, – нашлась я.
– А, – выдохнул он и улыбнулся расслабленно: – Папа сильно не обидит. Слушайся папу, – сказал он мне в спину.
Пробраться на участок оказалось просто. С задней стороны двора, выходящей на узкий проулок, где ходят только местные, легко открылась
На первом этаже Глеба не оказалось, на втором были закрыты все комнаты, кроме одной. Я заглянула, распахнутые шторы позволяли луне бросать синеватый свет на то, что я видела: широкая кровать, на которой на спине растянулся Глеб, закинув руку за голову.
На цыпочках я подошла к кровати, быстро скинула одежду, оставила только трусы – их снять стало невыносимо страшно, легла рядом с Глебом, вытянувшись по струнке. Он проговорил неясную фразу, продолжая спать. Страх во мне боролся со стыдом, а стыд с желанием сделать то, зачем я явилась к почти женатому мужчине среди ночи.
Глеб… Глеб просто не знает, не понимает, что он – мой единственный, тот, без которого я умру. А он? Он разве сможет стать счастливым с этой мерзкой Лией? Нужно, чтобы он понял, что именно теряет. Понял наверняка, чтобы не осталось никаких сомнений.
Меня колотило как в лихорадке, когда я дотронулась до плеча Глеба. Он тут же открыл глаза, мгновенно закрыл, резко выдохнул. Протянул руку, дёрнул меня на себя, чтобы обхватить огромными ладонями мою обнажённую талию, сжать ягодицы, выдохнуть в губы:
– Чёрт…
Я почувствовала его вкус, лёгкие поглаживания, прерывающиеся мужским дыханием, от которого внутри всё цепенело и сладко-сладко ныло. Ведь это я вызывала это прерывающееся, тяжёлое дыхание. Ласки, от которых разум испарялся, сердце заходилось в бешеном ритме, дыхание сбивалось. Становилось горячо, я рефлекторно сжимала ноги, мужская ладонь настойчиво разводила их в сторону, добираясь до эпицентра желания, которое становилось неистовым.
Глубокий поцелуй быстро расширял границы дозволенного, заставил растеряться, застал врасплох. Никто, никогда не целовал меня так: настойчиво, жадно, сводя с ума, вынуждая мозг плавиться, тело заходиться в неистовых, пугающих чувствах.
«Бежать», – подумала я.
Бежать! Я не готова… Не готова к настолько мощной лавине ощущений.
Мысль о бегстве погибла под спудом обрушившихся на моё тело безумных ласк. Настоящих, умелых, взрослых. От них моё рваное дыхание постепенно перерастало в стон, организм требовал разрядку, довести начатое до логического конца.
Моя нога сама по себе оказалась закинута на бедро Глеба. Одновременно с этим я почувствовала пронзительную боль, услышала чертыхание, вперемешку с матом, встретилась с ясным, всё понявшим взглядом Глеба.
– Цыпа, – прохрипел он, убирая пряди волос с моего вспотевшего лица.
Зажмурился, перекатил меня на спину, остановил мою попытку вырваться, зафиксировал собой же, пообещав, что мне будет хорошо. И вопреки всему, что я читала в научно-популярных статьях и рассказывали подружки, мне стало хорошо. По-настоящему, умопомрачительно, за гранью моего понимания.
– Я люблю тебя, – закрыв глаза, прошептала я, водя пальцами по испарине на спине Глеба.
– Тебе нужно сходить помочиться, – услышала в ответ. – В результате повреждения девственной плевы возможно занесение в мочеполовую систему патогенных бактерий. Мочеиспускание – не панацея, но всё же снижает вероятность посткоитального цистита.
У меня разбилось сердце на миллиарды режущих осколков, они побежали по крови, разрезая вены. Всепоглощающая адская боль обрушилась на меня, терзая от кончиков ногтей на руках и ногах до живота, в который словно пнули кирзовым сапогом сорок восьмого размера.
Я встала, как робот, нашла туалет, сделала то, что велено. Вернулась, машинально оделась – под взглядом молчавшего Глеба. Застегнула пуговицу на шортах, одёрнула футболку и пошла к двери, разглядывая рисунок паркета – обычную доисторическую ёлочку.
– Зачем? – услышала я глухой голос Глеба за своей спиной.
– А ты зачем? – развернулась я к нему, посмотрела прямо. – Зачем?
– Я пьян, Цыпа. До сих пор пьян. Решил, что ты – Лия... – От имени «Лия», сорвавшегося с губ Глеба, захотелось умереть. – Когда я понял, что это ты – стало поздно.
Промолчала, а что я могла ответить? Действительно, стало поздно. Я считала, что моя девственность станет аргументом для Глеба. Он поймёт, наконец, что он – моя судьба, а я – его. Это же так просто. Проще простого! Ведь понял папа, что мама его судьба. Узнал Коля, что Нюта – его женщина. Почему же Глеб не понимает, что я – его?!
Я могла потерять злосчастную девственность миллион раз за последний год. С Русланом, с кем-нибудь другим. С любым из местных, приезжих, кто дарил цветы, приглашал в рестораны, куда я никогда не ходила. Провожал домой, встречал, караулил, проявлял знаки внимания, настойчивость, объяснялся в любви.
Я решила, что моя невинность достанется Глебу, поверила самообману, что плева может сыграть решающую роль. И что я получила взамен? Услышала: «Мочеиспускание снижает вероятность посткоитального цистита»?!
– Не ври! – крикнула я. – Ты узнал меня. Узнал!
– Не узнал, – на повышенных тонах ответил Глеб. – Твою мать, Ира, о чём ты думала? Даже если бы узнал, что я должен был подумать? Ты пришла среди ночи в постель к женатому мужику! Как я мог догадаться, что именно о мой орган ты решила... У девушек на лбу не написано, невинны они или нет, тем более, у такой, как ты. Ты должна была предупредить! Дьявол, ты вообще не должна была приходить!
– Ты… ты… ты! – У меня закончились аргументы, всё, что я могла – позорно реветь.