(Не)любовь
Шрифт:
— Сними ты эти дурацкие шорты! — нервничает, дёргая резинку. Мокрые, липнут, неудобно пиздец просто, но стягиваю наконец-то, оставляя их на коленях болтаться.
— Рыжик, дотянись вперёд, в бардачке резинки, — пытаюсь мыслить здраво. Залет от случайного секса, чтобы нервы успокоить, нам точно не нужен.
Даша разворачивается и тянется вперёд, упирается рукой сиденье и шарит рукой в бардачке, пока я от картины развернувшейся дохну и дышать забываю.
Просто… даже слов не найду.
Задираю её сарафан на пояс и кусаю загорелую кожу на заднице,
Отодвигаю ткань кружева в сторону и прохожусь языком по мокрым губкам, прогиб идеальный, очень удобно. Даша стонет, а я рукой за спину держу, подняться не даю, и ласкаю ещё несколько секунд, стараясь от одного её вкуса не кончить.
— Боже, да что ты делаешь! — наконец-то поднимается Даша и шепчет немного растерянно. Не ожидала. Да я и сам, если честно…
Развернуться ей не даю, усаживаю на колени спиной к себе, между лопатками кусаю, шею облизываю, пока натягиваю резинку, таки найденную в бардачке.
— Поднимись, — хриплю, возбуждённый до предела, помогаю рыжей приподняться и опускаю ее на себя, застонав вслух с ней в унисон.
Это пиздец как горячо. И это точно лучшее, что случалось с нами за последние две недели.
— Ле-е-еш… — стонет и всхлипывает, хнычет, двигаясь, умирает вместе со мной, сгорает также в этом пожаре.
— Сюда иди, — тяну на себя, укладывая спиной на грудь, одной рукой глажу клитор, другой обхватываю челюсть и шею, но Даша тут же добивает, хватая два моих пальца зубами и начиная их посасывать, языком облизывать, причмокивать так пошло, что сдохнуть можно на месте.
— Бля, рыжая, ты космос просто, — врываюсь снизу резче, не останавливая ласки пальцами, носом в волосы зарываюсь, рычу неосознанно, чувствую, как Дашка дрожать начинает, и не меняя темпа, в несколько толчков доводя до оргазма и ее, и себя.
Она кричит внезапно громко, сжимается на мне, чуть не падает, и я прижимаю её к груди, по волосам поглаживаю и сам пытаюсь не задохнуться от всего произошедшего.
В салоне жарко, дико пахнет сексом, дождем и Дашей, на губах улыбка идиотская тянется, и меня радует, что рыжая тоже молча сидит на моих руках, жадно хватая воздух.
Я хер знает, что это было, но жалеть и не подумаю. Надеюсь, рыжая со мной солидарна…
Глава 17. Даша
— Рыжик, ты просто пожар, — говорит Лёша после пары минут молчания, и я тут же зажмуриваюсь, молча ругая себя.
Бо-же мой…
Что мы наделали?
Нет, это было несомненно горячо. Даже очень. Я не ожидала от Лёши такого, да честно сказать, я вообще ничего от него не ожидала, ведь банально не думала, что мы когда-нибудь окажемся там, где оказались, но… вау. Это было вау. По-хорошему бежать надо быстро, но у меня нет ни сил, ни желания. Поэтому я продолжаю сидеть верхом на Чудовище, пряча лицо в его шее, и ругать себя мысленно на чем свет стоит.
Потому что, как бы прекрасно ни было, делать этого было нельзя. Ну… нельзя ведь?
Мы никто друг другу.
Мне становится жутко стыдно за своё поведение. Потому что я снова сделала это. Снова переспала без отношений, хотя после ситуации с Антоном клятвенно обещала себе не делать этого больше.
Да у меня крыша поехала! Я была в такой истерике от этого маньяка, а тут Лёша, такой заботливый, успокаивает, нервничает, и я обняла, и бедром почувствовала… Меня просто снесло эмоциями. Хотя я отдавала отчет всему, что делаю. И сейчас продолжаю обнимать его в трезвом уме. Просто потому что очень комфортно. Потому что больше ни капли не страшно. И даже рука от хватки того мудака не болит больше.
О боже… Я надеюсь, Лёша не решит, что я какая-нибудь влюбленная в него дура? А то он такой джентльмен со мной, что не удивлюсь, если замуж позовёт. Ну типа «как порядочный человек я обязан жениться», и все такое.
— Лёша, — говорю тихо, в глаза не смотрю. С одной стороны мне было дико хорошо, с другой же — мне жутко стыдно. За свое поведение, за то, что приношу в его жизнь кучу проблем, за все вообще. Я правда не могу поднять голову, потому что не представляю, как в глаза Лёше смотреть. А он ещё по спине меня так гладит… божечки. Ну почему я такая слабачка?
— Чего тебе, рыжая? — отзывается спустя несколько секунд, слышу, что улыбается. Только сейчас замечаю, что в салоне радио играет негромко, до этого я вообще никаких посторонних звуков не слышала. А ещё дождь очень сильно льет, прямо шумит громко, по стеклам водопадом стекает, защита от посторонних глаз получше тонировки.
— Лёш, прости меня, пожалуйста, — главное от своей никчёмности не расплакаться сейчас. Внезапно становится холодно, мурашки бегут по спине и рукам, ежусь, дрожу. Сарафан мокрый и ледяной на талии тряпкой свисает, от этого ещё холоднее становится. А домой-то как идти теперь? Боже!
— Ты за что извиняешься? — слышу в голосе недоумение, а потом тихий смешок. — За то, что под колеса мне прыгнула? Или что не можешь свою задницу на диван дома усадить и не выпускать её на улицу, потому что каждый раз она на себя какие-то приключения собирает?
— Ладно, за это тоже, — веселье Лёши дарит и мне немного облегчения. Решаюсь подняться и таки заглянуть в глаза. Прикрываю грудь руками, как будто порядочная, и отрываюсь от Лёши, хотя вообще не хочется: он горячий, как солнышко, а мне холодно, как зимой.
— Но в первую очередь? — опять усмехается. — Нет, погоди, не отвечай. — вдруг говорит, а потом тянется рукой на третий ряд сидений, и через несколько секунд вытаскивает оттуда плед. Боже! Я в раю! Укрывает мне плечи, кутает меня, а потом ссаживает с колен и совершенно ничего не стесняясь стягивает презерватив и одевается. Мамочки… я краснею так сильно, словно не мы десять минут назад вытворяли тут такое, что даже вспоминать нужно только с сигаретой в зубах и бутылкой воды на готове. Руки до сих пор дрожат. Лёша натягивает шорты, мокрую футболку, поворачивается ко мне и лицом и говорит: — Вот теперь продолжай.