Не молчи
Шрифт:
Вдруг я почувствовала что-то во рту, дышать становилось все тяжелее, рвотные позывы усиливались, края рта болели, я боялась открыть глаза, боялась увидеть то, что он делает. Он держал меня за волосы, то притягивая к себе, то отталкивая назад. Не хотела смотреть.
Сейчас мне кажется, я понимала, что он творил, но не верила, не хотела убеждаться в этом. Вдруг мне стало нестерпимо больно, и я открыла глаза… с ужасом поняв, что он все это время мне запихивали в рот, я не смогла сдержаться, меня стошнило прямо на него. Разъярённый, он отшвырнул меня в сторону, больно ударившись головой о стену, я отключилась. Никогда ранее я не знала мужской ярости, не ощущала на себе мужского гнева.
Когда пришла в себя, он уже сидел рядом. Мы встретились глазами. Я вдруг осознала, это уже был не мой любимый дедушка, не мой ангел хранитель,
Я залилась слезами. Страх, обида, боль, ненависть. Во мне смешались все эти чувства, они переполняли меня, рвались наружу, и я отпускала их слезами. Он лёг рядом, вновь закрыл мне рот рукой и навалился на меня всем своим телом. Я попыталась вырваться, но под его весом ничего не могла сделать. Сил сопротивляться больше не было. Я закрыла глаза, перенеслась куда-то очень далеко, мне хотелось почувствовать себя в безопасности, хотя бы в мыслях. Вдруг меня пронзила страшная боль, словно тысячи острых лезвий оказались в моем теле. Я взвыла. Он сдавил мне шею рукой и продолжил. От боли я потеряла связь с реальностью. Казалось, я, то теряла сознание, то вновь приходила в себя. Стоны… я слышала только его стоны, отдаленно…совсем близко…громкость росла по мере того, как я приходила в себя. Толчки прекратились, вспотевшее тело наконец слезло с меня. Сознание уносило куда-то вдаль. Я безмолвно лежала на холодной поверхности. Сил не хватало даже на то, чтобы дышать. Казалось, я умерла, надеялась, что умерла....
Конечно, вспоминая все это сейчас, я думаю, почему же я не открыла окно, не позвала на помощь, почему не убежала, почему не кричала так громко, чтобы меня услышали соседи, почему, почему, почему???
Я сама виновата, виновата в том, что была напуганным ребёнком, не сумевшим себя защитить....
Дни после тянулись нестерпимо долго, я не выходила из комнаты, боясь снова встретиться со своим ужасом. Он больше меня не трогал. Заходил лишь занести еду, которой я даже не касалась. Я старалась не трогать ничего, к чему он прикасался. Если нужно было в туалет или голод одолевал в край, я вылавливала момент, когда он покидал дом, прошмыгивала в кухню, брала фрукты или йогурты быстро съедала и бежала обратно. В таких условиях я жила пять дней. Все время лежала в постели, едва услышав шаги, я тут же закрывала глаза и притворялась спящей. Я слышала, как он говорил ребятам со двора, что пришли навестить меня после происшествия с дядей Колей(я и забыла совсем про него), что я болею и ко мне нельзя. Он не говорил со мной. Только за день до приезда мамы. Как четко помню я его слова, я тысячи раз перематывала их в своей голове, не понимая, чем же они напугали меня и вселили такое тяжелое чувство вины. Я помню, как уверенно звучал его голос, как расплывалось в улыбке его морщинистое лицо, помню блеск его глаз. Он вел себя так спокойно, что казалось, ничего страшного он не делал, напротив, это я повела себя неправильно и, теперь, по милости своей, он скроет это от мамы.
– Маленькая моя, я тебя люблю, даже несмотря на то, что произошло. Ты взрослая девочка и должна уметь хранить секреты. Это наш, с тобой секрет и никому не нужно об этом говорить. Ты, ведь не хочешь, чтобы все знали, какая ты глупышка, чтобы все знали, что ты больна, а ведь ты больна, иначе, тебя бы не стошнило, у тебя бы не пошла кровь.
– Но, ведь нужно сказать маме.
Взмолилась я. Хотя, конечно, я понимала, что маме нельзя говорить в первую очередь.
– нет, малышка, маму ты только огорчишь. Ты, ведь этого не хочешь? К тому же, мама может не только наказать тебя за все это, но и уложить в больницу, и ты больше не сможешь играть со своими друзьями, ходить в школу.
Слезы затуманили мне глаза, я так надеялась, что расскажу все маме, и она меня защитит, спрячет, сделает хоть, что-нибудь. Я так хотела выплакать эту боль, мама ведь всегда могла помочь, она была способна залечить все раны. Тогда, ему удалось внушить мне чувство вины. Оно душило меня, я вспоминала, ведь я сама соглашалась на все это. Нет. Я не смогу сказать маме.
Он понял это. Его маленькие черные глазки заблестели, он расплылся в улыбке и поцеловал меня в лоб.
– Хорошая девочка.
По приезду мама, конечно, заметила изменения в моем поведении, но поговорив со мной, решила, что все из-за ее отъезда, я и не отрицала. Дедушку я избегала, он объяснил это тем, что стал строже ко мне, поскольку я уже взрослая и это просто мой бунт. А затем, следовал переходный возраст, на который, успешно списывались все беды. Мама работала с утра до позднего вечера, часто оставалась на дежурства, так что, она многого просто не могла заметить. Из жизнерадостной девочки, чей смех заливал весь дом, я превратилась в замкнутую серую мышку. Я стала бояться всех взрослых, особенно, мужчин, старалась, вообще, как можно дальше держаться от людей. Шли годы, страх перед словами дедушки сменил страх причинить боль маме. Когда мне исполнилось 14, я стала многое вспоминать и понимать. Все это, ведь, началось задолго до тех событий. Я вспоминала, как он меня трогал, как прижимался ко мне, пока я спала. И это обрело совершенно иной грязный, омерзительный смысл.
Спустя 2 года случилось непредвиденное. Оказалось, я не единственная жертва его похоти. Сначала, не побоялась рассказать одна девочка, а затем заговорили и все остальные. Подумать только…сколько жизней он сломал, сколько жизней сломала я своим молчанием.
Это было холодное осеннее утро, небо затянули серые тучи. Краски вокруг совсем померкли, и уныние проникало в каждый уголочек квартиры. Раздался громкий стук в дверь, стоящий по ту сторону, буквально выламывал ее. Мама встала из-за стола и спешно двинулась к дверям. Едва она успела открыть дверь, как некто ударом в грудь сбил ее с ног. Я вскочила и подбежала к ней. На пороге стоял дядя Зураб, наш сосед, отец девочки, с которой я дружила. Мы были в недоумении, он кричал, спрашивал, где дедушка. Но из-за шока мы не могли разобрать смысл его слов. А затем…там, за дверью, я увидела зареванную Камиллу, и меня осенило… я встала и подошла к ней. Мне хотелось обнять ее, обнять и выплакать всю эту боль, разделить ее, сказать, что я знаю каково ей, что я тоже это пережила. Я так хотела взять ее за руку, чтобы не дать утонуть в этой горечи, в которой тонула я. Но, в ее красных, от слез глаз читалась ненависть ко мне, ведь я была частью семьи этого подонка. Меня оглушало собственное молчание, оглушали ее глаза, полные боли и ненависти. Я не слышала и не понимала происходящего вокруг, крики, брань, все это было фоном. В реальность меня вернула пощечина. Я подняла глаза и увидела, что последовала она от дяди Зураба.
– Маленькая дрянь! Ты знала все! Таскала ее к себе домой специально, для этого извращуги. Я уничтожу всю вашу семейку!
Он был похож на разъярённого зверя, но меня это не пугало. Мое сердце разрывалось совершенно от другого чувства- от боли. Я вновь переживала тот кошмар. Внутри все сгорало, моя душа кричала «я не виновата! Я не виновата! Я тоже перенесла это… я не виновата» Но мое существо не могло ничего выдать, кроме горьких слез. Сил стоять больше не было, я упала на колени.
Я не помню, что произошло дальше. Помню, лишь то, что, когда пришла в себя, в доме стоял ужасный шум. Я увидела дедушку, рука его нелепо свисала, а застывшее бездвижное тело расплывалось по дивану. Врачи «скорой» констатировали смерть. Он умер… я не могла поверить. Вот так взял и умер. И ничего ему теперь за это не будет. Мы остались здесь страдать, переживать эту боль изо дня в день, а он просто ушел и все… я бросилась к нему, мой крик в мгновение заставил всех замолчать.
–Вставай! Вставай! Ты не можешь умереть! Вставай!
Рыдая, я впивалась ногтями в его плечи, и пыталась поднять, я трясла его со всей силой, будто пытаясь разбудить, но его отяжелевшее, холодное тело никак не поддавалось. Он не должен умереть, не сейчас…. Я вспомнила все, вспомнила свою беспомощность, свою безнадежность и вся эта горечь выливалась в истошные крики. Как он может умереть, не ответив за все злодеяния, умереть вот так просто?!
Следующим же днем его похоронили. Какая ирония…помочь в этом деле отозвался только, ненавистный дедушке дядя Коля. Он ни разу ни о чем не спросил, не сказал ни слова. Но его небесно-голубые глаза были красноречивее любых фраз. Они были полны сожаления, нет, не к дедушке, а ко мне с мамой. Он понимал, что теперь, нам не будет жизни в этом городе и придется бросить все и уехать. Уехать далеко, сбежать от себя.
Мама никогда не затрагивала эту тему, то ли от стыда, то ли от страха перед правдой. После переезда, она еще больше ушла в работу, а я, исполненная ненавистью к себе, за свое молчание волочила жалкое существование на этой земле. Я не понимала, кого я ненавижу больше – дедушку, который оказался настолько нравственно прогнившим или себя, за свое молчание, по причине которого было сломано столько жизней.
Я всю жизнь пыталась выстроить стену между тем днём и будущим, но каждая попытка разбивалась об острую реальность. Я не могла ничего поделать с тем, что во мне, еще 9-и летнем ребёнке навсегда изменилось представление о природе человеческой натуры.