Не обожгись цветком папоротника
Шрифт:
«Осталось два-три дня! Осталось два-три дня!..»
Надо что-то делать. Есть же ещё два-три дня.
Надо ползти к Видборичам. Они что-нибудь придумают. Если, конечно, вернулись с покоса.
Переоделась, и как только гроза стала утихать, поползла. Долго стучала в ворота, понимая, что были бы дома, уже бы открыли. Так и есть. Выглянула хмурая баушка и глазастый Айка.
— Чего тебе? — не слишком вежливо спросила старушка.
— Мне бы дядьку Ивара.
— Нет никого. Все на покосе.
— А когда
— Не знаю. Можа, завтра, можа, послезавтра.
«Осталось два-три дня! Осталось два-три дня!..»
Хыля попрощалась. Что дальше? Идти к отцу Прокопию? Но и его, скорее всего, ещё нет. А надо беречь силы…
Есть один выход. И есть человек, который, может быть, поможет. Если не он, тогда просто не к кому больше обратиться.
Хыля поползла домой. Надо покормить свою бабушку. Кто знает, когда её следующий раз покормят. И кто. Самой ей, может, уже не придётся. Потому, что она поползёт в лес.
Смеркалось. Скоро станет темно. Надо спешить. Кругом лужи и ручьи. Но это не страшно, они не такие уж и холодные. Лес страшен.
Когда Хыля подползла к первым деревьям, на землю опустились сумерки. Это они здесь, на лугу сумерки. А там, в лесу, уже ночь.
Хыля остановилась. Говорят, год назад она провела в лесу почти целый месяц. И вот опять. Из того происшествия она ничего не помнит. И стоит ей сейчас переступить невидимую черту, что отделяет луг и лес, что-то начнётся. Будет ли она помнить? Вернётся ли?
«Осталось два-три дня! Осталось два-три дня!..»
Наверное, тогда что-то ужасное произошло, раз она забыла. Хыля поползла. Главное, не сбиться с дороги. Конечно, ночью найти пристанище волхва труднее. Тем более, что Хыля за давностью времени, плохо помнила в каком месте поворот к двум соснам. Мелькнула трусливая мысль вернуться домой, а с рассветом искать путь. Но Хыля отсекла её. Надо идти сейчас. Темно. Но луна угадывалась за завесой облаков. Может, скоро выглянет? Тогда будет легче.
Хыля ползла, напряжённо вглядываясь вперёд. По сторонам и назад лучше не смотреть. К шороху и лесному шуму тоже лучше не вслушиваться. Шумит лес и пусть шумит. Не надо ни о чём думать. Вот и всё. Крупные холодные капли падали на спину, тяжёлые, словно чьи-то ледяные пальца. Оставалось только надеяться, что это капли, а не пальцы. Не думать… Не думать… Надо что-то произносить. Что угодно. Что-то хорошее. Но в голову долго ничего не приходило. Потом вспомнила, как вместе с Тишей выпускала птичку на Живин день.
— Жаворонушки, летите! Нам зима-то надоела Много хлебушка поела! Вы летите и несите ВеснуТвердила и твердила упрямо закличку, пыталась в памяти вызвать тёплый майский день, подружку, что передала ей маленькую птичку. Крохотный чёрный глазок, такой живой. Вспомнила, как подержала минутку у себя беспокойный тёплый комочек, а потом раскрыла ладони…
Внезапно впереди показалась белая фигура. Хыля замерла, а сердце так страшно забилось, что казалось, вот-вот вырвется из груди, как та самая птичка.
Фигура неподалёку от девочки, похоже, тоже остановилась. И донеслись спокойные тихие слова:
— Что ж ты, Хыля, ножками не идёшь? Ты уже можешь.
90
С возвращением селян жизнь не вернулась в привычную колею. Тревога поселилась в сердцах. Слишком много неприятных событий навалилось в последнее время, все боялись, что это только начало.
Продолжение не заставило себя ждать. Хыля пропала. Опять. Кто-то видел её последний раз у ворот Видборичей. Кисей с женой пошли допытываться, но толком ничего не узнали. Да, приходила, вернее, приползала, хотела видеть самого Ивара. Всё. Так ни с чем вернулись Кисей с женой.
Калина плакала. Ходила на Русу. Искала по берегу, сама не зная что, и боялась найти.
— Может, она опять в лес пошла? — высказал догадку Тихомир.
— Нет, — горячо возразила Калина, — не пошла бы она в лес, ни за что. Она его страх, как боялась. Даже не говорила о нём. Нет, тут что-то иное. Будем ждать.
— Будем ждать — эхом повторил Кисей.
Вечером молодёжь не водила хороводы, не устраивала игрища. Немногочисленная группа сидела у костра, обсуждала последние события.
— Всему есть причина, — задумчиво произнесла Агния.
— Не иначе, Бажена балует, — отозвалась Досада.
— Или завёлся чёрный человек, — вновь послышался голос Агнии. — Когда наша хата пылала, я вроде слышала что-то.
— Что? — все с живым интересом обратились к девушке. Но девушка колебалась:
— Может, мне и послышалось.
— Да говори, что?
— Как шёпот… Бажены… «Напрасно на меня думают. То всё…» — Агния замолчала.
— Ярина? — догадался здоровый рыжий парень.
— Да, вроде так, — с неохотой согласилась Агния и взглянула на Рыжего ласково.
Тот порадовался, что угадал. От Агнии нечасто похвалы дождёшься.
— Может, и Ярина. Всё вокруг неё крутится.
— И девка малая, дочка Кисея к дядьке Ивару неспроста приходила. Пришла — и нет её теперь. Может, что хотела рассказать ему, или пожаловаться на Ярину.
— И от Бажены она последние дни не отходила. Та её гонит, а она повернётся, вроде, как отойдёт малость, и опять к ней.
— Надо бы Ярину проверить.