Не остаться одному
Шрифт:
Дирижабль шел в полусотне метров над самыми высокими пиками. Я стоял около приоткрытой двери, сбоку, и задумчиво смотрел, как эти складчатые, странные, будто с другой планеты столбы уплывают назад и в стороны. Местами между ними кипели, прорываясь сквозь узкие ложа, гремучие потоки.
– Да, я не знаю, как бы мы тут шли, – заметила, подойдя и становясь напротив, Танюшка. – Может быть, в нашем мире это не так выглядит, а тут пейзаж, как после ядерной войны… – Она присела на пол, скрестив ноги.
– Жалеешь, что не осталась в Элберте? – спросил я, тоже присаживаясь, но подальше от двери.
– Скоро мы доберемся до океана и увидим наших. Вот странно. Скоро год, как не виделись.
Я молча кивнул и, помедлив, растянулся на полу, положив подбородок на скрещенные руки. Танюшка улеглась напротив точно так же, почти носом к моему носу… В дверь задувало ветерком, медленно менялись снаружи пейзажи – разнообразные в своем тягучем однообразии…
– Э, смотрите, ужрался малолетка, прямо за столом спит!
– Кто их с девкой сюда пустил, в натуре?.. Смотри, она тоже готова.
– Ага, башку от стола поднять не может… Может, они это… по вызову? Я слышал, есть тут несколько пар…
– Да вечер только начался, что ж они – на работе нажрались? Не, смотри, как они одеты, это не шлюшки… Пацан, проснись, пацан!
А я уже давно не спал, если честно. Голова была мутная, чугунным котлом с помоями висела на плечах, и я пытался осознать только одно: взрослые (!!!) голоса!
Я вздернулся, попал левой рукой во что-то мокрое. Надо мной заржали, в уши ввинтилась незнакомая и странно знакомая музыка, хриплый голос:
– Гоп-стоп — Мы подошли из-за угла…– Вилли Токарев? – хрипло спросил я вслух, пытаясь сообразить, где я и что со мной. Я вроде бы был в кафе, шум и гам забивали временами голос певца. Несколько человек сидели на высоких табуретах у стойки, на ярко освещенной эстраде отдыхал оркестр, остальной зал тонул в полумраке, но видно было – столы почти все заполнены шумными компаниями, едящими и пьющими.
Наш стол стоял у большого панорамного окна, подсвеченного гирляндами лампочек, образовывавшими бегущую строку, и был пуст, только напротив меня начинала слабо возиться Танюшка. А над столом склонялись два бритых наголо амбала в диких малинового цвета пиджаках с широченными лацканами, толстенными золотыми цепями на тумбоподобных шеях. На этих шеях не было галстуков, черные с искрой рубашки били в глаза. Пальцы парочки украшали золотые же перстни, которые вполне можно было использовать вместо боевой части кистеня. Я не знал, смеяться мне или плакать при виде этих чучел, но выражение лиц у них, как ни странно, было дружелюбное.
– Перебрал, пацан? – спросил один из них.
– Я? – Я кашлянул, уже чисто спросил: – Где я? Что это?
Они снова захохотали, Танюшка со стоном отняла голову от рук, дико посмотрела вокруг, уставилась на эту парочку и, мотнув головой, определила:
– Да ну, не может быть… – и вдруг тихо вскрикнула: – Олег, что это?! Где мы?!
Только теперь до меня дошло ВСЁ происходящее.
Я вскочил, опрокидывая легкий стул. Меня качнуло, едва не влепив в окно – один из амбалов поддержал за плечо:
– Домой вам надо, – уже серьезно посоветовал он. – Рано набираться начали, в натуре… Ну чо, такси свистнуть? Бабки-то есть?
– У меня да, а Танькина с ней не живет… – отозвался я.
Амбал свистнул, махнул рукой:
– Пошли, провожу до такси.
– Да нет, спасибо, не надо. – Я более-менее выправил перекос в сознании и заставил себя отсечь невозможность происходящего, сосредоточиться на реальности: столики, проход к дверям, темно-огненная улица за окном, – мы тут недалеко живем… Тань, пошли. – Я подцепил обалдело семафорившую ресницами Таньку под руку. – Садитесь, пожалуйста.
– Спасибо, – хохотнул второй амбал. – Девчонку до дома доведи, красивая она у тебя. – Он подмигнул Таньке…
Стоявший на входе человек в военной форме, с дубинкой и пистолетом, дернулся нам вслед, удивленно глядя, как мы выходим на улицу, но остался на месте, а мы и внимания не обратили на его удивление, потому что окаменели у самых ступенек.
– Олег, где мы?! – шепотом вырвалось у Танюшки.
Я ничего не ответил.
Широкую проезжую часть в обе стороны по три ряда запрудили сплошным потоком автомобили. На таких же широких тротуарах, отделенных от шоссе линиями тополей, кипел народ. Все это штриховала перемигивающаяся, наползающая друг на друга, бегущая световая реклама – в основном на английском языке, на русском было совсем мало. Свет потоками лился из витрин, окон и дверей. Он был почти непереносим и резал глаза так же, как резал уши сумасшедший гомон толпы, одетой так, что я обомлел. Во всяком случае, треть, особенно молодые, носили такое барахло и такие прически, что металлисты и панки 80-х удавились бы от зависти массово. При виде наголо бритой девчонки с кольцом в брови, например…
– Олег, где мы?! Что это?! – прошипела Танюшка. – Черт побери, а с нами что?!
Да уж – «а с нами что?!»?! Только теперь я увидел, что с нами-то случилось! Танюшка сохранила свою косу, но глаза у нее стали вроде бы больше, а рот – четче… и я не сразу понял, что это из-за косметики. Мочки ушей украшали клипсы с камешками, на одном из пальцев поблескивал перстень – тоже с «камешком». Короткая плиссированная юбка – светло-серая – открывала длинные стройные ноги в чулках и туфлях на массивном каблуке. Такого же цвета пиджак был распахнут на однотонном жакете с белой рубашкой, через плечо висела сумочка из крокодиловой кожи. Наверное, у меня был очень удивленный взгляд, потому что Танька независимо фыркнула и сказала:
– На себя посмотри.
Я «посмотрел». Волосы – хотя и длинные – резко укоротились. Я был одет в серую тройку с сине-белым галстуком, белую рубашку и белые туфли. Через левое плечо тоже висела сумочка – мужская, – а на левом запястье я обнаружил массивные часы в угловатом корпусе. Танюшка показала свое запястье – с тонким ободком золотых часиков. Мы несколько секунд смотрели друг на друга. Потом Танька спросила:
– Олег, это не Америка?
– Нет… – медленно ответил я. – Ты знаешь. Тань… по-моему, это они.