Не оставляй меня, любимый!
Шрифт:
– Не видел еще, – ответил я честно. Вообще, в моей сети последнее время настоящий бум регистраций, в день заводится до ста тысяч страниц. За всем не уследишь, даже в зоне рунета. Хм, так вот откуда его расспросы, читал небось мои откровения, а сам шлангом прикидывается, язва! – И что ты думаешь о Сети?
– В Интернете нет настоящих людей, – ответил Матвей. – Это какой-то грандиозный маскарад: аватары, ники, придуманные биографии…
– Точно подмечено, – сказал я, тоже вставая. Пиво было допито, шашлык съеден. – А тебе не приходило в голову, что именно эти маски и есть настоящие лица?
Матвей недоуменно
– В смысле?
– В прямом, – ответил я. – Скажи, тебе свое лицо никогда не представлялось чужим? Ты никогда не представлял себе себя другим, на себя не похожим?
– Не-а, – простодушно ответил Матвей.
– И что, ты прямо с детства мечтал торговать автозапчастями? – спросил я. Матвей чуть не остановился (мы шли обратно в сторону кафе и выхода из парка).
– В детстве я мечтал стать ветеринаром, – неожиданно признался он, потупившись. – Нашел как-то щенка, у него лапа была перебита, и вообще… хотел его выходить, вроде и получаться начало, а потом он возьми да помри. Как я плакал! Меня и когда били гуртом, было разок, сам понимаешь, что такое дворовое детство, так я и то не плакал, а тут… сидел, держал щенка на коленях и выл, а он уже холодным стал. И не расскажешь ведь никому, разве что тебе.
– Вот, – сказал я. – А в Интернете ты можешь эту историю рассказать. И найдутся те, кто поймет и посочувствует.
– Ага, и те, кто поиздевается, тоже найдутся, – сказал он, не глядя на меня.
А я вот на него пристально посмотрел:
– Старик, сдается мне, ты в Сети немного чаще бываешь, чем хочешь показать.
– Бываю, – нехотя сказал он. – Когда особо нефиг делать…
– Еще по шашлыку? – спросил я, когда мы подошли к кафе. Я очень хотел сменить тему, потому что мне показалось, что Матвей, как сейчас выражаются, вышел из зоны комфорта.
– Не, у меня и так пузо уже набито, – отмахнулся он. – А вот пива бы я выпил. Ты как?
Мы взяли пива, орешков и, подумав, кусок лаваша – рядом находился пруд с лебедями, которых мы решили покормить.
– Знаешь, – сказал Матвей, – у нас на Яузе утки плавают, так их народ в девяностые палками и камнями бил, с голодухи. Я, признаться, тоже. А вот на такую красоту, наверно, ни у кого бы рука не поднялась…
– Как сказать, – ответил я. – Боярам к столу печеных лебедей подавали.
– Так то, наверно, не такие были, – возразил Матвей. – Не верю просто, хоть убей. Слишком уж они красивые.
– Чудак-человек, – сказал я, бросив в воду кусок лаваша и глядя, как один лебедь клюет другого в тщетной попытке его отнять. – Красивых, значит, бить нельзя, а некрасивых можно?
– Иди ты, философ, – отмахнулся Матвей, бросив кусок тому самому обиженному лебедю. – Сразу видно, что в Интернете много времени проводишь, тебе абы поспорить…
Я пожал плечами:
– Думаю, это не от Интернета зависит. Устроены так люди…
– Ага, – поддакнул Матвей. – Устроены так люди, желают знать, что будет…
– И это тоже, – вздохнул я. Лаваш у нас закончился, и мы пошли вдоль пруда, сопровождаемые парой лебедей, явно недовольных окончанием банкета. – Не успел я «Мы» открыть, как там тут же стали появляться всякие гадалки, бабки агафьи, потомственные целительницы, умеющие заговаривать древние недуги вроде целлюлита и кариеса. Я их баню понемногу, а они все регистрируются и регистрируются…
– Так, может, не надо банить? – спросил Матвей. – Ну, хотят люди обманываться, кто им злобный Буратино? И потом, ты уверен, что все это пустышка?
– Да, – ответил я не моргнув глазом. – Хотя… вот ты в сны веришь?
Матвей допил пиво и опустил бутылку в урну, а потом ответил:
– Знаешь, Серый, моя бабка жила в Красногорске до войны. И вот снится ей однажды, что выходит она на крыльцо, а с запада гроза прет, да такая страшная! Молниями так и лупит. Небо застелила от края до края, но до них не дошла еще. И вот прямо перед ней молния бьет, аккурат в дом через два двора от их дома. И тот, как бабка говорит, вспыхивает, как будто из соломы был. А потом ветер как подует, и всю эту грозу обратно унесло на запад, и небо такое чистое-чистое, лишь соседский дом догорает…
Я уже понял, к чему приснился этот сон, осталось лишь подтвердить свою догадку. Что Матвей и сделал:
– А через год напали фашисты. И вот докуда гроза дошла, дотуда и немцы дошли в сорок первом. А в дом соседский как раз бомба фашистская попала, одна воронка осталась. Так что, друг мой Серый, есть многое на свете, чего никакая логика не объяснит…
Глава 4
Двери наших сердец