(Не) отец моего малыша
Шрифт:
— Але, ты глухая? Что с тобой происходит? — Уверенный шаг вперёд. Красивое лицо мужчины искажается гневом, уголки пухлых губ дёргаются в раздражении. — Ты специально меня избегаешь? Злишься? Да?? Ааа, ну да. Конечно, злишься, что поигрался и бросил.
— Не разговаривай со мной, я тебя прошу! — с отчаянием закричала, забившись в угол, как маленькая, попавшая в западню мышка, перед прыжком голодного, озверевшего кота. — Держись от меня подальше. Забудь обо мне. Я для тебя теперь невидимка. Считай, что я умерла.
Он расхохотался. Цинично так, с издёвкой. Своим бездушным
Взгляд исподлобья. Кулаки хрустят, сжимаются в мощном напряжении.
— Да кто ты такая, чтобы мне указывать?
У меня перехватывает дыхание. Будто пол проваливается под ногами, и я начинаю падать в чёрную неизвестность.
Что он задумал? Бесчувственный подонок.
Ударит?
Снова изнасилует?
А может и то, и другое?
Боже, помоги.
Вот сейчас разве что не хватало поломки лифта. Застрять здесь на сутки и...
Толчок. Сильный, со скрипом.
Я не поняла, что произошло. Не успела вовремя среагировать.
Свет погас, а я полетела в темноту. Ударной волной меня швырнуло в противоположную сторону, в стену. Я приготовилась к боли. Но ловкие руки Кирилла подхватили меня за секунду до встречи с металлической опорой.
— Боже мой! Кирилл! — невольно закричала, цепляясь за его широкие, крепкие плечи, а он лишь сильнее вжал меня в себя.
— Не ушиблась? Всё хорошо? — руками провел по спине, хаотично, нервно и быстро, заскользил вверх, к лицу. Накрыл ладонями щёки. Чувствительную кожу в области скул вмиг ошпарило кипятком.
Отрицательно махнула головой.
Не хорошо!
Не хорошо!
Совсем, бл*ть, нехорошо!
Я одна. В темноте. В сломавшемся лифте.
С омерзительным, бездушным чудовищем.
И у меня… кажется у меня разыгралась чёртова клаустрофобия.
***
Я начала задыхаться. Панически ловила ртом воздух, но не могла насытится кислородом. Тьма. Наглухо закрытое пространство и страх смерти, подобно бетонной плите, с силой давил на виски. Ноги превратились в сплошную вату. Я просто повисла на мужчине безжизненной куклой, захлебываясь в криках, слезах, разрывающей душу панике.
— Мы умрём? Да? Умрём?
Я бредила. Кажется, у меня, началась лихорадка. А всё потому, что моя лучшая подруга погибла в лифте. Это было очень давно. Мне тогда было всего девять лет. Лена жила в старом доме, который должны были как год назад сдать под снос. Я ждала её на улице возле подъезда. Но услышала сильный грохот, а когда забежала внутрь, всё было в пыли. На полу валялись куски бетона. Под одним из них я увидела её… Окровавленную руку.
С тех пор я панически боялась лифтов. Но мой кабинет был расположен на шестнадцатом этаже здания компании. День ото дня, мне приходилось воевать со своими страхами. В конечном счёте, я кое-как привыкла к лифтам. Помогли утешения, что здание компании новое, а тот дом, в котором погибла подруга детства, едва сводил концы с концами.
— Успокойся, Лили. Всё будет хорошо. Ты только дыши. Ладно? — обняв моё, трепыхающееся в агонии тело обеими руками, Кирилл, вместе со мной, осел на полу. Посадил к себе на колени. Одной рукой — обнимал за талию, другой — держал за щеку. И раскачивался. То в одну строну, то в другую. Пытался успокоить.
Страшные воспоминания ржавыми гвоздями втыкались в сознание. Я ничего не соображала. Обиды на Большакова, извечная ненависть… всё отошло на второй план, когда в мыслях вспыхнула картинка окровавленной руки лучшей подруги, торчащей из-под обломков старого дома, крики соседей и этот кошмарный грохот, скрипящего, падающего вниз железа.
Не знаю зачем, но я, дрожащим голосом, начала пересказывать мужчине свою кошмарную историю, родом из детства. Главное не молчать. Когда я говорю, когда чувствую его горячее дыхание, аромат его тела, силу мужских прикосновений на своей коже, мне становится намного легче.
— Тшшш, всё в порядке. Это просто банальный скачок напряжения. Здание новое. Уж мы-то умеем делать технику, не переживай. На лифтах стоит надёжная защита.
Как бы он меня не успокаивал, как бы не утешал, я всё равно сходила с ума от неконтролируемой трясучки и бредила.
— Цветочек, ну-ну... — Поцелуй в макушку, бархатный шёпот плавит корни волос. — Если ты не успокоишься, не перестанешь дрожать и рыдать, мне придётся расслабить тебя самому. — Всхлипываю. А затем осознаю, что сижу на коленях своего босса. На полу. И моя попа трётся о его заметно окаменевший стояк.
Нет. Только не это.
— Лилияяяя… — Потёрся пахом о впадинку между ягодицами, подвигал бёдрами, так настойчиво и неожиданно, что сердце в груди на секунду перестало биться. — Я проголодался. Чёрт. Я хочу тебя, девочка. Какая же ты... восхитительная.
— Нееет… — По щеке покатилась слеза. Я хотела закричать во всю глотку, чтобы он катился к чёрту, но не смогла… Лишь жалобно захрипела. А моё тело, оно вообще отказалось подчиняться мозгу. И это случалось всякий раз, когда Большаков к нему прикасался, как будто у него действительно были все права на мою плоть, как у кукловода, что дёргал свою излюбленную марионетку, за невидимые нити.
Медленно, но настойчиво, миллионер начал расстегивать пуговицы на моей блузке. Я лишь видела перед собой темноту и чувствовала его охрипшее дыхание в затылок. А ещё чувствовала, как его левая рука властно держала меня за талию, а правая, с треском разрывала пуговицы на блузке.
Обездвижил. Снова овладел и взял в плен.
Когда ты боишься, когда стресс и страх берут над тобой власть и тебе кажется, что жить осталось меньше минуты, сопротивляться бессмысленно.
— Умоля... — Тёплые губы касаются шеи, а сильная мужская ладонь ныряет под лифчик и властно сжимает изрядно припухший сосок. Я забываю, обо всем на свете. О том, что хотела сказать. Низ живота наполняется сладкой негой, перед глазами мигают серебристые пятнышки.
Может быть моя душа не хочет и презирает ЕГО. Но тело… оно трепещет, оно горит, оно скучает! Оно мечтает получить заветную порцию ласки от самого, что ни на есть, человека-дьявола.